С собой берут все, что можно унести: пишущие машинки, фотоаппараты, бинокли, авторучки, радиоприемники, столовые приборы. Когда и этот крайне тщательный обыск заканчивается, к санаторию подтягиваются местные жители. Вооружившись тачками и мешками, они совершают набег на продуктовый склад. По полу, усеянному осколками стаканов и бутылок, расстилаются ковры сахара, муки и соды. О прочем позаботится Красная армия, которая доберется сюда через два дня, займет Хоэнлихен и приведет в негодность либо уничтожит все оборудование или то, что от него осталось. Хирургическое и рентгеновское оснащение будет демонтировано. Из часовни Святой Елены уберут алтарь и орган, здание преобразуют в топливохранилище.

За считаные часы и без каких-либо примечательных боевых действий госпиталь СС превращается в пустынное поле битвы. Город Лихен сгорает дотла, подожженный то ли отступающими немцами, то ли наступающими русскими, то ли и теми и другими сразу.

В этом пламени сгорает практически все, что только может гореть. И лишь в уничтоженных по распоряжению Гебхардта почтовых бараках, где помимо картотек сгорели боеприпасы, обувь, одеяла, четыре тысячи кусков хозяйственного мыла и двести новеньких радиоприемников, во время расчистки, которая начинается двумя неделями позже, под пеплом обнаруживается сундучок офицера СС, запертый на два замка. Сержант и два солдата приносят его городскому коменданту, капитану Михаилу Родионовичу Щепину, тридцатилетнему лысому мужчине с жестким взглядом и прямыми бровями. Сначала Щепин велит взорвать сундучок, но потом, сообразив, где именно тот нашли, делает вывод, что внутри могут находиться важные бумаги, и приказывает его вскрыть. В сундучке лежит многостраничный брошюрованный документ, слепа обуглен ный по краям, под ним второй, а еще шкатулка с орденам и и колодками под них, детский тапочек без пары и два немецких пистолета в промасленных тряпках.

Щепин задумчиво смотрит на странную кучу малу, вызывает дивизионного переводчика сержанта Владимира Петровича Венцеля и велит ему выяснить, о чем идет речь в документах. Худощавый сутулый Венцель в очках в черной оправе и с проседью в волосах был до войны гобоистом Саратовского симфонического оркестра. В сорок первом его выселили в Казахстан по подозрению в немецком происхождении, а затем призвали в армию; он присаживается на корточки рядом с сундучком, вчитывается в текст и переводит его на русский:

— Протокол. По делу об оскорблении чести между гауптштурмбаннфюрером СС Роландом Штрунком и обергебитсфюрером Хорстом Кручинной сегодня заседал смешанный третейский суд, созванный по согласованию с рейхсфюрером СС и рейхсюгендфюрером, в следующем составе.

Далее следуют имена и звания, перечисление которых побуждает Щепина выпрямиться и внимательно слушать, затем заявления Штрунка и Кручинны относительно того, что произошло в связи с леопардовой шкурой, и, наконец, решение суда уладить «дело чести» путем «поединка с использованием оружия».

Щепин закуривает папиросу, и дым от «Беломо-ра» плывет по комнате параллельно его бровям, пока он изучает «зарисовку поля боя».

— Одно слово — фашисты. Перед выходом на дуэль делают зарисовку поля боя. Что у них за мозги такие странные, а, Володя?

— Как гласит их пословица, порядок — половина жизни. У немцев на все есть план и правила. Возьми для примера хотя бы гитлеровское приветствие.

— А оно тут при чем? Они что, перед тем как руку поднять, тоже зарисовку делают?

— Да нет, просто угол подъема должен составлять ровно сто тридцать пять градусов. Тогда салютующий попадает в так называемую мертвую точку.

И Венцель рассказывает, что в начале 1943 года, после Сталинграда, переводил на допросах немецких военнопленных и один высокопоставленный офицер СС, чьего имени он уже не помнит, сообщил о некой игре, некоторое время бывшей в моде за линией фронта: пойманным партизанам велели стоять перед расстрельной командой с поднятой правой рукой, и тому, кто продержит руку дольше всех, обещали помилование.

— Проклятые фашистские отморозки!

— Выстоять удавалось максимум минут двадцать. И, разумеется, самого выносливого тоже в конце концов расстреливали, потому что он имел наглость давать гитлеровское приветствие. — Венцель тоже закуривает, выпускает дым и качает головой. — Так вот, в мертвую точку попадает тот, кто держит руку под углом ровно сто тридцать пять градусов. По словам эсэсовца, соответствующее исследование было проведено по приказу Геринга.

Проблема заключалась в том, что Гитлер мог при нимать парад с поднятой рукой хоть целых три ча са кряду и при этом совершенно не утомлялся. Другим — Герингу, Геббельсу, Гиммлеру — зто не уда валось, им приходилось периодически опускать руку, они злились на себя и считали это проявлением человеческой слабости, боялись, что их поведение могут истолковать как неуважительное, но ничего не могли с собой поделать. В общем, махина завертелась, и ученые действительно кое-что придумали. Когда рука поднята точно под этим углом, в плече блокируется нерв, и человек не ощущает усталости.

Он встает и поднимает руку, двигая ею туда-сюда, чтобы отыскать нужное положение. Щепин продолжает сидеть и тоже крутит рукой.

— Но расчеты не оправдались, — продолжает Венцель. — Потому что без транспортира не определишь, какой угол правильный. И если ты по-хорошему не вник, то лучше даже и не пытаться. В общем, на следующем параде эти нацисты стояли, то чуть поднимая, то чуть опуская руку, но ничего не помогало и все было как всегда.

Щепин бормочет себе под нос ругательство.