— Ты спишь со своей секретуткой, — констатирует она вдруг с короткой усмешкой, и это уже не было шутливым вопросом, как несколько лет назад.

— Лена моя помощница, — спокойно отвечает Разумовский, который тоже смотрел на прибывших гостей.

И Элиза смеется. Иронично. Печально. Разочарованно.

Честный и порядочный мужчина, он не отрицает сам факт, лишь делает «существенную» поправку на должность.

Рома поворачивается к ней и вновь заглядывает в глаза. В какой-то момент девушке кажется, что он хочет что-то сказать. Но мужчина слегка поджимает губы, остановившись, когда звучит последняя нота. А Элиза тут же резче, чем требовалось, вырывает свою ладонь и бросается прочь.

Где-то на полпути ее настигает Дашков, вопросительно приподнявший брови. Она наигранно весело хмыкает и выпаливает на одном дыхании:

— Да, Лёш. Руслан Разумовский и есть мой зять. Он младший брат Ромы. А Рома... — неосознанно прикрывает веки и, слегка качнув головой, снова открывает. — Рома — мой бывший муж...

Эту фразу вслух она произнесла впервые. Но произнесла безапелляционно.

[1] СРО — саморегулируемая организация, с 2010 г. официально выдающая свидетельства о допуске к строительству.

Глава 5

«Родной — тот, чья боль тебе больнее собственной». М. Цветаева

Рассказ о своем прошлом у Элизы вышел скупым. Что-то сродни «Упал. Очнулся. Гипс». Была замужем год. Не сошлись характерами. Уехала по приглашению Аси во Францию пробовать себя в модельной сфере. Вернулась и по воле случая попала с бывшим в одну рабочую среду. Ну, плюс в семейной тоже пересекаются иногда.

Алексу вполне хватило и этой скудной информации. Он понимал, что на большее рассчитывать не стоит, и мудро довольствовался малым. Но всё чаще и чаще девушка ловила на его губах самодовольную улыбочку, которой тот окидывал Разумовского, если они пересекались где-то в здании. Будто Дашков самолично провозгласил себя павлином-победителем в брачных играх за самку. Но раздражало её не столько это мальчишество, сколько чересчур повышенное внимание, которое мужчина стал ей оказывать именно прилюдно. Вообще-то, Элиза, наоборот, стремилась оставлять свою личную жизнь в тени. Ей не нравились публичные проявления и расстановки ролей. А, может, к этому ее приучил когда-то Рома...

В преддверии Восьмого марта мужская составляющая компании приготовила женщинам подарки в виде различных подарочных сертификатов. А Алекс решил от себя вручить каждой по букету символичных тюльпанов. А вот Элизе преподнес необъятную корзину нежнейших розовых пионов. Девушка приняла цветы с благодарностью, не решаясь вновь заговорить о раздражающей её показушности. Правда, их так и пришлось оставить на столе, потому что она направлялась не домой.

Видавшая виды многоэтажка в спальном районе встретила её мрачной тенью, пропитанной серостью морозного марта. Во дворе дома было полно рытвин, и таксист, подвозивший девушку по адресу, то и дело ругался себе под нос.

Лифт не работал.

Она лишь усмехнулась и довольно быстро преодолела четыре этажа, непроизвольно кривясь от затхлости подъезда. А еще ей по пути попались кошки, которых Элиза на дух не переносила.

У нужной двери она раздумывала всего несколько секунд перед тем, как твердо нажать на звонок. Оторвала палец от кнопки и принялась терпеливо ждать.

Десять. Двадцать. Тридцать.

На тридцать четвертой секунде, когда тревожность из-за провальной затеи заметно повысилась, щелкнул замок. А затем ей открыли с явной неохотой.

— С днем рождения… — Элиза не смогла заставить себя улыбнуться, это больше не праздник...

Лилит заторможенно смотрела на бенто-торт с двумя выведенными буквами «Л»: Левон и Лилит, двойняшки, двадцать шесть лет назад дружно появившиеся на свет. Смотрела стеклянными глазами. И от пустоты в них хотелось выть.

Сестра очень медленно подняла голову и взглянула в лицо девушке, так и не произнеся ни слова.

— Впусти меня, пожалуйста, — не выдержала Элиза этого напряженного переглядывания.

Удивительно, но та отступила, пропуская её вперед. Она вошла стремительно, будто боясь, что хозяйка квартиры может передумать. Встала в прихожей и огляделась. Папа говорил, что именно он настоял на ремонте, потому что обстановка была бедовой. Лилит нехотя согласилась его сделать, но и после ремонта интерьер выглядел слишком… просто. Да, чисто, уютно, светло. Но это далеко не тот уровень, в котором выросла двоюродная сестра. Достатка, что ей был привычен, нет. Им и не пахнет.

Миниатюрная двушка: гостиная с кухней совмещены и находятся справа от входа, в конце маленького коридора две невзрачные двери — в спальню и ванную. И обе прикрыты. Но Элиза готова была поспорить, что и там её ничего впечатляющего не ждет.

Девушка отдала торт Лилит, а сама стянула сапоги и верхнюю одежду, исподтишка рассматривая безликую тень, коей сейчас сестра ей казалась.

— Чай или кофе? — странно слышать именно этот вопрос, эти слова, эту интонацию. Они ведь за три года не говорили совсем, когда как всю жизнь были неразлучны. И неправильность момента резала без ножа.

— Чай, — выдавила скупо.

Пока Лилит возилась в кухонной зоне, Элиза успела помыть руки и вернуться, аккуратно усевшись за небольшой круглый стол у окна. И стала наблюдать за безмолвными манипуляциями. Не было суеты, бьющей энергии, нескончаемого позитива. Раньше младшая сестра казалась солнцем, светившим всем без разбора. В ней было столько жизни… А сейчас всё вокруг — склеп.