– Э-э-э… с директрисой, вы хотите сказать? – пролепетал сторож, явно под впечатлением.

– Именно. Мы довольно долго до вас добирались, и было бы очень любезно с вашей стороны позволить нам побыстрее отправиться обратно.

– О’кей, все понял, уже открываю.

Створки ворот неожиданно распахнулись, и машина медленно двинулась по аллее ко входу.

Гравий скрипел под колесами автомобиля, и, прежде чем Максим закрыл окно, в салон проник знакомый лесной запах. Перед внутренним взором вспыхнули обрывки детских воспоминаний. Он снова увидел себя почти голым в сумеречном лесу – он лежит на перегное в позе эмбриона, чтобы сохранить то малое тепло, что выделяло его тело. Так происходило раз в неделю. Они постились весь день и спали под открытым небом в чем мать родила; только детям разрешалось оставить на себе белье. Таким образом адепты секты воздавали должное природе, а значит, Богу.

Он потряс головой, чтобы отогнать ненужные мысли. Не то чтобы именно эти воспоминания были плохими – если он что и любил, то именно тесное общение с природой, – но все остальное, что вращалось вокруг тех моментов, представляло собой чистый кошмар.

– С тобой все в порядке? – спросил Борис, нарушив молчание.

– Да-да, не беспокойся, – тихо ответил Максим.

Младший лейтенант Павловски нахмурился и вышел из машины. Поднял глаза, любуясь скульптурами по обеим сторонам фронтона: маленькие каменные ангелы словно наблюдали за главным входом.

Слева за стойкой информации сидела женщина с азиатскими чертами лица – ее миндалевидные глаза были затенены экстравагантными очками. Она сразу окликнула их.

– Здравствуйте, господа, чем могу помочь? К сожалению, посещения уже…

– Мы здесь не для этого, – прервал ее Максим. – Мы приехали поговорить с вашей директрисой.

Дежурная на несколько секунд замерла, и Борис воспользовался этим, чтобы вмешаться в разговор.

– Мы из французской жандармерии, – уточнил он, хлопая своей карточкой по стеклянной стойке.

Молодая женщина и глазом не моргнула, просто сняла трубку со стоящего рядом телефона. Когда через несколько секунд ожидания на том конце провода ответили, она сказала:

– Мадам Дюванель, тут два жандарма желают вас видеть.

И повесила трубку.

– Госпожа директриса будет здесь через несколько секунд, соблаговолите подождать.

Она поправила очки и вперила глаза в столешницу, больше не обращая внимания на посетителей.

Максим обернулся, думая увидеть кресла, но заметил, что в приемном покое нет никакой мебели, кроме стойки информации.

Коридор длиной в несколько метров вел к стеклянной раздвижной автоматической двери – единственному хрупкому, полупрозрачному заслону, отделявшему мир тех, кто пребывает в здравом уме, от мира пациентов психиатрической клиники.

Не прошло и минуты, как перед напарниками предстала мадам Дюванель. Она была в строгой черной юбке и пышной блузке, такой же ослепительно-белоснежной, как и ее улыбка, демонстрирующая идеальные зубы. Тонкое лицо с правильными чертами и очень сдержанным макияжем делало ее моложе, что не вполне соответствовало должности, но эбеновые глаза и длинные прямые каштановые волосы восстанавливали равновесие, придавая ей суровый вид. Хотя красота – понятие субъективное, Максим нашел ее красивой и элегантной и сказал себе, что немногие мужчины остались бы равнодушными. Начиная с Бориса, который первым протянул ей руку, а его чуть согнувшиеся колени указывали на то, что он готов подчиниться ее власти.

– Следуйте за мной, – бросила она нейтральным тоном, не предвещающим особого успеха их визиту.

Каблуки директрисы цокали по плиткам бесчисленных коридоров, по которым они шли к ее кабинету. Множество раз ей пришлось открывать тамбуры магнитной картой.

Максим обшаривал взглядом эту продезинфицированную белизну, напоминавшую ему о сеансах психиатра. Поначалу он представлял себе уютный кабинет с располагающей обстановкой и удобным диваном, но их еженедельные встречи проходили в больнице Анси, в психиатрическом отделении, где дежурила его врач. Здесь стоял тот же запах, вызывающий неприятное ощущение нездоровья и потери контроля над своей жизнью. Человек попадает в такое место точно не для того, чтобы отпраздновать свой социальный успех.

Наконец процессия добралась до кабинета директрисы, и та указала жандармам на стулья. Она подождала, пока они сядут, а затем тоже устроилась в комфортабельном кожаном черном кресле.

– Чем могу вам помочь? – В ее голосе сквозило чуть заметное раздражение.

– Это обычный рабочий визит, мадам Дюванель, – приветливо заговорил Борис. – Мы хотели бы задать несколько вопросов и надолго вас не задержим.

Он завершил свою речь обольстительной улыбкой, которая явно прошла мимо цели.

– У вас есть ордер?

На лицо Павловски легла тень. Раз уж она очевидно осталась равнодушна к его чарам, он с удовольствием разъяснил бы ей, что ордера существуют только в американских детективных сериалах и французское законодательство предоставляет жандармерии куда большую свободу действий, чем она может вообразить; но он также осознавал, что они ступают на скользкую почву, и не хотел упустить единственный реальный след, которым они располагали.

– Мадам Дюванель, – повторил он спокойно, – мы занимаемся очень важным уголовным расследованием, и сюда нас привело прошлое нашего подозреваемого. Нам лишь хотелось бы получить некоторую информацию, и, как я уже сказал, мы исчезнем так же быстро, как и появились.