Мы оба умолкли. Я не знал, что сказать, а она, наверно, дожидалась, пока я что-нибудь скажу. И теперь все вспомнилось во всех подробностях: я откашлялся, сеньорита Соня откинулась на спинку стула. А потом, словно размышляя вслух, добавила: «Такое ощущение, будто для сына просто не существует его мамы».

Все началось с конверта. А может быть, и нет — пожалуй, если проявить педантизм, все началось чуть-чуть раньше.

Пару дней назад в мой кабинет зашла Соня, классный руководитель четвертого класса. Хотела поговорить о своем ученике.

— О Гилье, — сказала она, помешивая чай пластмассовой ложкой. — Кажется, я уже когда-то про него рассказывала.

— Да, помню, — сказала я. — Ему очень нравится Мэри Поппинс, верно?

Соня кивнула:

— Мне бы хотелось, чтобы ты его посмотрела.

Я улыбнулась. Соню я знаю плохо: за полтриместра невозможно узнать нрав всего школьного коллектива, — но она, похоже, не склонна долго ходить вокруг да около. Женщина с характером.

— Конечно, — сказала я. — С ним что-то не так?

Она ответила не сразу. Окинула взглядом кабинет и сказала, со странной улыбкой:

— Мария, мне кажется, этот ребенок чересчур доволен жизнью.

Я воздержалась от комментариев. Почувствовала: если уж Соня обратилась ко мне за помощью — а учителя не обращаются ко мне без веских причин, — значит, и впрямь всерьез обеспокоена.

Соня немедля продолжила:

— Сейчас объясню. У Гилье есть масса объективных причин, чтобы быть трудным ребенком: недавно сменил школу, родители недавно расстались, он водится только с девочками, держится подальше от футбола и вообще любых подвижных игр, очень мало общается с остальными ребятами, и к тому же у него, так сказать… гиперчувствительная натура, и другие иногда чувствуют, что он выламывается из общего ряда, хотя пока не умеют выразить свое ощущение словами… и вдобавок мыслит он нестандартно. Я уж молчу об этой зацикленности на Мэри Поппинс: поначалу она меня умиляла, но со временем стала настораживать.

— Ясно, — сказала я.

— И, вопреки всему этому, ребенок довален жизнью, — подчеркнуто сказала Соня. — Донельзя довален.

— И ты думаешь, он…

— Не знаю, что и подумать, Мария, — не дала она мне договорить. — Знаю лишь то, что мне подсказывает опыт, а опыт подсказывает: внутри Гилье, которого мы видим, прячется другой Гилье, невидимый для нас.

Я всмотрелась в взволнованное лицо Сони. Я видела ее нечасто, но мне казалось, что она переживает беды и радости своих учеников, как собственные, иногда даже слишком горячо — но учителя ее типа просто не могут жить иначе. Порой слишком тетешкаются с учениками, как с родными, — и сами это за собой знают. Но, проработав в этой школе несколько недель, я заметила: наблюдения, которыми Соня делится с другими учителями, никогда не оказываются беспочвенными.

«Донельзя доволен жизнью», — сказала она.

И еще кое-что добавила, и именно эти слова подтолкнули меня к окончательному решению.

— Вот что я думаю, Мария: Гилье — тот Гилье, которого мы видим, — только деталь головоломки, — сказала она с тревогой в глазах. Довольно робко — чуть ли не опасаясь, что я сочту ее полоумной. Чуть ли не шепнула по секрету. — А еще я думаю: за его счастливой улыбкой стоит… какая-то тайна. Потайной колодец, и, возможно, Гилье умоляет нас вытащить его оттуда.

Я не знала, что сказать. Хотела что-то ответить, но тут Соня достала из сумки белый конверт, положила передо мной на стол.

— Вот что я тебе принесла.

Мы переглянулись.

— И что в нем?

Соня отодвинула чашку, облокотилась о стол:

— Рисунки и сочинения Гилье. Упражнения, домашние задания… и так далее.

Я взяла конверт, подержала на весу. Соня накрыла мою руку своей, качнула головой.

— Сейчас необязательно туда заглядывать, — сказала она, отбросила с лица прядь волос, устало вздохнула.

— Как пожелаешь. — Я оставила конверт на столе, включила ноутбук, открыла ежедневник, полистала. — На следующей неделе у меня есть свободный час вечером. Сразу после уроков.

Соня заулыбалась:

— Отлично. Поговорю с его отцом и скажу тебе поточнее.

В тот же вечер, после ужина, я включила телевизор — посмотреть новости или какой-нибудь сериал, я ведь и сериалы смотрю, но не все и нерегулярно, исключительно чтобы слегка развеяться. Но через несколько минут поняла, что развеяться сегодня не удастся. Разговор с Соней не выходил из головы, и, когда я поставила на стол поднос с остатками ужина, на глазе мне попался конверт, полученный от Соки.

Я уже собиралась выключить свет и лечь спать. Но любопытство пересилило усталость.

Заварила чаю, снова присела на диван, включила радио — на сон грядущий я всегда слушаю классическую музыку. А потом, уютно устроившись между подушек, открыло конверт. Бережно выложила его содержимое на колени, рассортировала: в одну стопку — тетрадные листки, исписанные карандашом, в другую — рисунки, которые Соня уже аккуратно разложила по датам и подшила степлером.

Решила начать с рисунков.