— Подожди. Разве атеизм сам по себе не грех?

— Нет, если он честен и не мешает другим людям. Если человек придёт к познанию Бога и затем отречётся от Него; или если он отрицает право других людей верить в Него... Как насчёт такого? Хочешь начать какое-нибудь религиозное преследование? Это неплохой грех.

— Я... Чёрт, я не смогу такого.

— Что ж, посмотрим. Ты не можешь грешить против своего Бога. Ты можешь грешить против себя или ближнего своего. Это оставляет тебе массу возможностей: поджог, подстрекательство суда, полигамия, похищение, прелюбодеяние...

— Для начала. Полигамия и прелюбодеяние не годятся.

— Если ты в самом деле... — попыталась сказать Линда.

— Не годятся, и точка. Подстрекательство суда может подойти.

— Что это? Звучит ужасно.

— Провоцирование ненужных судебных разбирательств. Очень дурно с точки зрения юридической этики. Но этот демон, чёрт его побери, взял и разбудил моё профессиональное сознание. Не знаю... Поджог...

— Что там ещё было? — потребовала Линда от демона.

Срибердеджибиту всё это начало надоедать.

— Похищение. — Скрип бивня.

— Похищение! Вот оно. Ты же можешь этим заняться?

— Похищением? Но кого мне похитить?

— Неважно. Просто похитить.

— Но это серьёзное нарушение прав личности. Не знаю, могу ли я...

— Гил, дорогой, не будь ханжой! Подумай, что станет со мной, если он... если этот хвост... Пожалуйста, дорогой. Ты же можешь сделать такую мелочь ради меня, да?

Ни один мужчина не устоит перед мольбами жены.

— Очень хорошо, — сказал Гилберт Айлс. — Я совершу похищение ради тебя.

— Это всё? — устало произнёс Срибердеджибит.

— Думаю, что да, разве что... — И тут Айлс встрепенулся, словно срывая последние клочки с маски свидетельского лицемерия. — Нарушение клятвы ведь грех? Даже для атеиста?

— Атеисты не клянутся. Они присягают.

— Тогда нарушение присяги?

— Думаю, что да.

— Очень хорошо. — Айлс поднял правую руку. — Настоящим я торжественно заверяю, что буду совершать грех во всякий день моей жищни. — Он опустил руку и указал прямо на демона. — Теперь во всякий день, прошедший без греха, я буду нарушать своё торжественное обещание.

— Гилберт! — ахнула Линда. — Ты замечательный.

— Ух-ху, — покачал головой Срибереджибит. — Похоже на то, что ты говорил про контракты. Неисполнимо, поскольку противоречит благим целям. Такой обет похвальнее нарушить, чем блюсти [64] . Нет, не пойдет. Теперь я могу идти? Спасибо.

Айлс уставился на пустой комод.

— Демоны, — пробормотал он, — удивительны. В жизни не слышал, чтобы смертный правильно привёл эту цитату. Думаешь, Шекспир... Но надеюсь, что нет.

— Блестящая попытка была, — утешающе проговорила Линда.

— А теперь я начинаю карьеру похитителя...

— Ух-ху. Сначала мы покатаемся на карусели, потом ты свозишь меня поужинать в хорошее рыбное заведение, затем домой, а потом уже пойдёшь и похитишь.

— Ужинать еще рано, — сказал Айлс. — Даже для карусели рановато.

— Никогда не рано, — заверила Линда.

— Но пока у нас есть номер в отеле, а портье так смотрит на нас...

Линда рассмеялась.

— А ты весь изодран и оборван, бедняжка! Да ты же выглядишь как частный сыщик!

— Только, — проговорила она чуть позже, — у них ведь никогда не бывает практики в три с половиной года? Бедные...

Гилберт Айлс поцеловал жену на ночь, а затем смотрел, как она заходит в дом. Это был прекрасный день. Если не считать беседы с демоном, скрипящим клыками, это был идеальный, тихий, счастливый, семейный день на пляже. Он вздохнул, завёл машину и отправился на поиски похищений.

Пока не спустилась ночь, не было смысла что-либо предпринимать. Тем временем он ездил наугад, высматривая людей. Один клиент как-то назвал это “подготовкой к работе”. Идеальная жертва похищения должна быть одинока и беспомощна. Если и не беспомощна, то, во всяком случае, неспособна разнести живописное лицо Айлса ещё сильнее. Он заставил себя профессионально выглядывать возможных жертв — маленьких детей, старых леди.

Он вздрогнул. Его ум, который должен быть посвящён гуманной практике его профессии, извивается на коварных и тупых путях греха. Он был рад, когда стемнело. Теперь можно было покончить с этим.

Он свернул в плохо освящённый проулок.

— Первый, кого я увижу, — забормотал он, — как только досчитаю до ста. Один... два... три... — Он сузил глаза так, чтобы они видели только дорогу впереди. — Пятьдесят пять... пятьдесят шесть... — Ничего особенного. Просто улов. А потом? — Девяносто девять... сто. — Он широко раскрыл глаза и сосредоточил их на первом встречном за всю пустынную улицу.