Шрифт:
Император Мануил, несмотря на все заигрывания с европейскими державами, вопреки своей любви ко всему рыцарскому, тайно ненавидел крестоносцев. Раньше, были такие славные времена, когда все земли, что сейчас занимают европейцы на Ближнем Востоке, бесспорно принадлежали Восточной Римской империи, ошибочно называемой Византией.
Крестоносцы обещали деду нынешнего василевса, что отвоюют Иерусалим, как и остальные земли Восточного Средиземноморья. Обманули, конечно. Вот и получается, что молодой и амбициозный василевс тайно ненавидит крестоносцев. Но хватает мудрости этого не показывать.
Нынешний Крестовый поход не так, чтобы задался. Король Германии Конрад нарвался на сельджуков и в завязавшемся сражении, видимо, только с Божьей помощью смог не проиграть, но и не победить. Что это за победа такая, при которой теряется до трети воинов?
Турки применили две тактики, к которым немецкие рыцари не были готовы. Мусульмане произвели ложное отступление и заманили крестоносцев в ловушку. Выставленные телеги, как оборонительные укрепления, остановили рыцарскую конницу, а после на рыцарей полетел рой стрел. Благо, что в армии Конрада была и пехота. Ценой множественных потерь, немцы сковырнули немудренные укрепления турков, а после собрали силы в кулак и вынудили сельджуков ударить тяжелой конницей. В противостоянии тяжелых выиграли рыцари и турки побитой собакой ушли.
Не столько много было убитых, сколько раненых, но обреченных недолго прожить в муках. Лекарей-костоправов не то, что не хватало, их у немцев почти и не было. Ситуацию осложняло то, что крестоносцы имели немало санитарных потерь. Вода была или отравлена, или просто грязная и долгое время непригодная к питью. А турки еще и засыпали колодцы даже на территории пограничья, заходя мелкими группами на земли Византии.
Первое столкновение случилось еще на границе Византии и территории сельджуков. Отряды армян, греков, турков здесьвсегда шалили, но сейчас турки, прекрасно осведомленные, в том числе и от армян, что идет большое войско с крестами и что они намерены отвоевывать Эдессу, активизировались. Со всех сторон начали стекаться отряды турецких воинов, которые, еще не успев объединиться в большое войско, устремлялись бить европейцев.
Скоро германцы стали терпеть недостаток обеспечения. И дело не только, да и не столько в том, что сельджуки нападали на обозы, но и византийцы не сильно спешили обеспечивать крестоносцев продуктами. Обвинить императора Мануила в каком-либо предательстве сложно. Дело в том, что германцы ни за что не платили, но при этом отказывались давать хоть какие-то обещания в политической плоскости. Тут же как? Или серебро, или уступки в политике, например, обещание совместной операции против Венеции.
Мало того, так в сражении с турками умудрились участвовать еще и армяне из Киликии. О, как же ненавидел Манул киликийских армян и лично их правителя, одновременно предателя, Тороса. Когда-то армянский вождь клялся в верности византийскому василевсу, но предал клятву. Однако, и в этом случае василевс не спешил открыто проявлять свою ненависть, в данном случае к армянам Мануил опасался громких заявлений. Слишком много представителей этого народа проживало в империи, более того, именно армяне составляли основу тяжелой элитной конницы Византии. Вот и приходится лгать.
Поэтому смерть даже одной тысячи киликийских воинов — это тайное счастье императора, настолько тайное, что опасно этим делиться хоть с кем-то.
Чуть иначе сложилась судьба французского короля, который дошел без особых приключений и только с санитарными потерями до Антиохии. Но французское войско разлагается, теряя управляемость. Как докладывают императору, дело не в сражениях, или же в том, что франки сами по себе недисциплинированные, а в нерешительности воевать короля франков Людовика. Разлад в королевской семье влияет на все войско.
Но эти мысли василевса лишь отголосок недавнего доклада. А теперь же император общался с императрицей.
— Жена моя, чего же ты грустишь? Разве не понимаешь, что почти все, что происходит, нам на пользу? Моя империя может воспользоваться ситуацией, и мы упрочим свое положение в Азии, — взывал император к супруге Евдокии. — Или ты скверно чувствуешь себя? Вновь тошнит?
— Нет, нет, муж мой возлюбленный, — с некоторым надрывом, силясь не заплакать, отвечала императрица. — Все правильно ты говоришь, и я желаю нашей империи счастья и процветания.
— И оно будет. Я чувствую Божью благодать, которая, наконец, вновь пришла на ромейскую империю. Ты, жена моя, вынашиваешь ребенка, венецианцы молчат и не собираются пока воевать с нами. Паписты умирают, воюя с мусульманами. Я рад подобному. Но скажи мне, сколько еще серебра ты готова подарить сербам? Они и без того в снах видят ослабление моей державы и приобретение своей независимости, — вдруг, лицо василевса стало предельно серьезным, даже мрачным и он резко отвернулся. — Полторы тысячи марок только за последний месяц были переданы тысяцкому Братства Геркулу. Тобой переданы!