Конечно, здесь собиралась далеко не элита артефакторов. По большей части, простые мастеровые. Они воплощали артефакты, изобретенные кем-то другим.

Но и среди них были настоящие мастера.

Я доел щи и принялся за жареного карпа. Костистая рыба, но до чего вкусная! Особенно, если поджарить ее до золотистой корочки, да подать с томленым в духовке луком.

Кузьма Петрович не выдержал первым.

— Ладно, господин тайновидец, — проворчал он. — Задавайте ваши вопросы. Только если они мне не понравятся, не взыщите, отвечать не стану. А за обед я и сам могу заплатить. Так что, если вы решили меня в свои мастерские сманить, то напрасно будете стараться. Деда вашего я уважаю, умный человек Игорь Владимирович. Но работу менять не стану, ни к чему мне такое.

Я неторопливо отложил вилку и улыбнулся.

— Жаль, Кузьма Петрович. Я бы с удовольствием уговорил вас работать на наш род. Такие мастера на вес золота. Сколько вы весите?

— Льстите, — хмыкнул артефактор.

Но я видел, что он доволен похвалой.

— Что ж, нет — значит, нет, — кивнул я. — Скажите, можно ли сделать такой артефакт, чтобы он уничтожил магический дар?

— Чей дар? — не понял Кузьма Петрович.

Но тут до него дошла суть моего вопроса, и мастер даже побледнел.

— Вы что удумали, господин тайновидец? Ко мне с такими вопросами? Да я и разговаривать с вами не стану!

Мастера за соседним столом с любопытством покосились на нас.

— Не горячитесь, Кузьма Петрович, — спокойно попросил я. — Я не прошу вас сделать такой артефакт. Просто спрашиваю, возможно ли это в принципе?

— А зачем вам тогда?

Я предполагал, что старый мастер будет стараться выспросить у меня все, что только возможно. Впрочем, никакой особой тайны в этом деле не было. О происшествии с Иваном Горчаковым написали все вчерашние газеты.

— Один мой знакомый потерял дар, — объяснил я. — Теперь я разбираюсь в том, как это произошло. Так мог поспособствовать потере дара какой-нибудь артефакт?

— Вот вы о чем, — успокаиваясь, буркнул Кузьма Петрович. — За молодого Горчакова переживаете? Читал я газеты, читал. Жаль парнишку.

— А если жаль, так помогите, — предложил я.

— Я о такой пакости и не думал даже, — ответил Кузьма Петрович. — Это ведь каторжное дело. В смысле, за такой артефакт сразу на каторгу сошлют. Да и сделать его непросто.

— Почему? — поинтересовался я.

— Сами посудите, господин тайновидец, дар-то у каждого мага свой. Это как лицо. Вроде, все люди одинаковые — нос, глаза да уши. Но ведь все отличаются. Так и с даром.

— Значит, невозможно сделать артефакт, который повредил бы любому магу?

— Нет, — отрезал старик. — Ну, или я такой магии не знаю.

Услышав эти слова, я почувствовал облегчение и сожаление одновременно. Облегчение — потому что никому, кроме Ивана Горчакова больше не причинят вреда.

А сожаление — от того, что древняя легенда оказалась выдумкой.

— Но сделать артефакт, который повредит конкретному магу, все-таки можно?

— Можно, если знать, что у него за дар, — неохотно признал Кузьма Петрович. — И не просто знать, его руками надо пощупать, как у нас говорят. Артефактор первого или второго ранга сможет. С низшей магией такое никак не получится.

Тут снова подошел официант и торжественно водрузил на стол настоящий латунный самовар, начищенный до нестерпимого блеска. Кованый и тяжелый, на узорчатых ножках, с причудливо изогнутым краником. От самовара пахло дымом и сосновыми шишками, а сверху стоял фарфоровый чайник с крепкой заваркой.

К самовару полагалась сахарница с крепким кусковым сахаром и посеребренные щипчики.

— Здесь-то чай настоящий, — сказал Кузьма Петрович, радуясь возможности сменить тему.

Чай из самовара я пил только в гостях у Игоря Владимировича — мой дед обожал такие старинные традиции не меньше, чем магические новшества. И топили самовар тоже сухими сосновыми шишками, за которыми дед специально посылал людей в Сосновку.

Официант поставил перед нами огромные чашки и разлил заварку — темно-коричневую, пахнущую чайным листом.

Затем мы самостоятельно долили в чашки горячей воды из самовара. Старый мастер ловко выудил из сахарницы кусок сахара и расколол его щипчиками, придерживая согнутой ладонью, чтобы колотый сахар не разлетелся. Положил кусочки на блюдце и облизал сладкую сахарную пыль с ладони.

Это выглядело совершенно по-домашнему.

Я дождался своей очереди и тоже расколол пару кусочков сахара за компанию. Кофе я пил несладкий, но чай — совсем другое дело. Крепкий и горячий чай вприкуску с твердым сахаром. И наливать чай непременно надо в глубокое и широкое блюдце, иначе губы обожжешь.