Антиэволюционная теория климаксов передовой марксистской наукой давно опровергнута, но

даже если бы этого не произошло, перенесение геоботанических терминов на сложные явления научно-половой жизни вряд ли правомерно. Если речь идёт не о растениях, а о женщинах, достигших климакса, то скажите об этом прямо, господин Родоман; вас за это никто не осудит.

Наши студенты – люди взрослые и хорошо подкованные. Они сами изучают половую структуру населения и потому мы в виде исключения разрешили им произносить на научных семинарах вслух такие слова, за которые в средней школе удаляли из класса. Обо всём этом надо говорить просто и спокойно, без возбуждения.

В трактате о сексуальном шефстве настораживает также какой-то потребительский, я бы сказала, торгашеский подход автора к научно-сексуальным процессам. Чего стоит эта коммерческая терминология: аванс, амортизация, отдача, транспортные издержки. Уж не воображаете ли вы, что кто-то кому-то отдаётся за проходной балл или отзыв на диссертацию? Если бы вы чаще посещали защиты курсовых и дипломных работ, то давно бы поняли, что мы ставим пятёрки каждому и каждой, кто написал или пробормотал хоть что-нибудь, а четвёрки всем остальным, поэтому неуспевающих студентов у нас нет. Недоброжелатели называют это завышением оценок, но ведь тем самым повышается моральный уровень, так как исчезают всякие нездоровые стимулы. Как опытная трёподавательница я полагаю, что лучшая тактика – ставить всем «пять, только пять». А вопрос о приёме и распределении пусть решают без нас другие инстанции.

Любовь – не картошка, а университет – не овощная база; не знают этого разве что первокурсники [33]. К сложным взаимоотношениям людей хозрасчёт неприменим; тем более, недопустим жаргон чёрного рынка. Чистая любовь, так же, как и чистая наука, может процветать только на плодородной почве госбюджетных ассигнований. Изгнание женщин из научных и учебных заведений несомненно бы оказалось делом интеллигибельным, т.е. гибельным для интеллигенции. Без женщин наука лишится своей генитально-воспроизводственной базы. Но этого никогда не будет, потому что этого не может быть. Скорее произойдёт обратное: мужчину изгонят отовсюду, где он сегодня торчит, заменят всякого рода механическими устройствами.

Бориса Родомана, автора этого трактата, я знаю с колыбели. Я тоже была одной из тех, кто в своё время позволил ему вступить на скользкий путь научной деятельности, и пока я в этом не раскаиваюсь. К сожалению, Борис не учёл всех критических замечаний. Он всегда на меня чихал и продолжает чихать.

Когда мне предложили прокомментировать его очередной опус, я долго кол ****ась по причинам, вполне ясным из настоящего послесловия. И всё-таки я решила рекомендовать это сочинение читателям. Дело в том, что Большой Учёный, так же, как и Большой Пис;тель, на каких бы идеологических позициях он не стоял, объективно, независимо от намерений, отражает ведущие процессы своей исторической эпохи. Если изображаемые им явления умело отделить от всего наносного и навозного, претенциозного и тенденциозного, то можно извлечь некоторую пользу, особенно на первых порах, пока ещё не появились идейно чистые исследования на ту же тему. Вот почему я сочла возможным рекомендовать этот трактат для тихого чтения в интимных кругах и для хранения на верхних полках домашних научных библиотек, куда не могут дотянуться дети до 22 лет, – опубликовать при условии послесловия.

Подмеченные автором извращения в стиле научной работы – это болезни роста, связанные с недавним выходом женщин на арену общественной жизни и с началом их пока ещё не вполне ясной, но несомненно великой всемирно-исторической миссии. Второе и окончательное пришествие матриархата неотвратимо. Ощущая приближение преждевременного конца, слабые и легко возбудимые накопители сперматозоидов трепыхаются и начинают пис;ть всякие трактаты, извергая на невинных девушек сопливые потоки мутной клеветы, но дни их уже сочтены.

В век пара мужчина называл себя локомотивом прогресса, а женщину – его тендером. На глазах моего поколения все паровозы заржавели, да и прочие локомотивы мало-помалу отмирают, уступая место электропоездам из одних вагонов. Незаменимых вещей не бывает, и мужчина – не исключение.

Оглянемся на прошлое, дорогие девочки, и спросим себя: как возникло это, с позволения сказать, «человеческое» общество? Какая-то стая обезьян, объевшись падалью в результате беспрецедентной эпизоотии у мамонтов, благодаря избытку пищи и хорошему климату случайно (методом проб и ошибок при участившихся случках) перешла от сезонной «любви» к круглогодичной. Тотчас же этим воспользовались пришельцы с Венеры – гонококки, спирохеты (трепонемы) и трихомоны. Большинство обезьянолюдей вымерло, но водившиеся среди них стихийные дарвинисты догадались: лучше всю жизнь жить с одной женой, чем с провалившимся носом. Так возникла современная многолетнемёрзлая моногамная семья, а с нею – частная собственность и государство.

Первые государства были застойными, они не развивались, потому что фараоны отбирали у тру-щихся все излишки пищи сверх прожиточного минимума, отнимали и свободное время, пуская его на строительство пирамид. Только в Европе, благодаря умеренному климату, разнообразию природных условий и чрезвычайной изломанности береговой линии, люди сообразили: нельзя всю прибавочную стоимость отдавать феодалу, надо кое-что утаить для себя и детишек. Так появился Институт наследования имущества и сословных привилегий (НИИНИиСП), а с ним и все неисповедимые стимулы дальнейшего развития.

Хлебороб времён позднесредневекового Ренэ Санса, не желая дробить свой надел, передавал его целиком старшему сыну (майорат). Второй сын становился сухопутным или морским капитаном эпохи Великих географических открытий, а третьему ничего не оставалось, как стать попом или поступить в аспирантуру, что на первых порах было одно и то же. Безбрачие католического священника позволило ему в срок защитить диссертацию до наступления очередной Реформации. Так возникла и бурым калоидом расплылась по всему земшару динамичная наука и европеоидная сифилизация.