В пять утра, измученный красноглазый, я уже был на ногах. Несмотря на усталость, сон как рукой сняло. Я бесцельно бродил по комнате, разглядывая незнакомую обстановку. И если бы не долгий утренний сон горничных, которые, судя по всему, ещё нежились в своих кроватях, не зная о моём раннем пробуждении, но прекрасно ведая о плане дома, то давно бы уже принял гигиенические процедуры и занялся чем-то более полезным, чем скитание вкруговую по комнате, как зверь в зоопарке. Я с нетерпением ждал момента, когда смогу наконец умыться, побриться и начать свой первый день в качестве платного жениха.

За завтраком, который был намного более роскошным, чем всё, к чему я привык, наконец увидел зареванное лицо своей будущей спутницы жизни. Она сидела за столом, почти не прикасаясь к еде. Как и говорил Бёттхер, она действительно много плакала. Её глаза были красными и опухшими, а на щеках виднелись следы слёз. Но я не мог понять, почему Бёттхер так делал? С её стороны это было обычное очарование, которое пройдёт за пару месяцев. Я ничего ей не обещал. Мы просто поговорили ни о чём, и за разговором она выглядела вполне здравомыслящей, даже весёлой. Теперь он хотел обречь её на ненавистный брак. Стало быть, это каприз – результат чрезмерного балования. Очередная истерика, чтобы добиться своего. В таком случае, она действительно вертит им как хочет. Бёттхер, судя по всему, готов на всё, лишь бы успокоить свою драгоценную дочурку. Значит нужно поставить её на место.

Заметив меня она резко ожила. Кровь отхлынула от её лица, оставляя после себя мертвенную бледность. Лицо её вытянулось в изумлении, словно она увидела самого Христа. И от неловкости, — или, может быть, от испуга, — Гарриет даже уронила своими дрожащими руками соседний стул, пытаясь его подвинуть для меня, но тут же подскочила, чтобы поднять.

— Почему Вы ничего не сказали, папа? — высоким, слегка дрожащим от волнения голосом сказала она, глядя на отца сияющими глазами. — Это же такой чудесный сюрприз!

Кристоф, который до этого наблюдал за сценой с нескрываемым удовольствием, с трудом скрыл смех, сделав громкий глоток из чайной чашки.

— Хотел тебя порадовать, — ответил Бёттхер, с нежностью глядя на дочь. — Садись, Гарриет.

Гарриет, щёки которой теперь покрыл яркий румянец, подняла упавший стул и села, не спуская с меня восхищённого взгляда.

— Здравствуй, Адам, — произнесла она, и голос задрожал от счастья. — Я очень рада видеть тебя. — В её глазах светилась искренняя радость.

Я просто молча смотрел на неё и с трудом соображал, что нужно сделать. Всё-таки, она не привлекала меня, а её поступки ещё больше отталкивали, несмотря на то, что казалась вполне миловидной.

— Он тоже рад тебя видеть, Гарриет, — с улыбкой сказал Кристоф. — Адам так по тебе соскучился, что носил тот свитер, не снимая. — Он подмигнул, наслаждаясь моим смущением.

— Ты здесь всегда желанный гость, Адам, — сонная Гарриет, постепенно приходя в себя, набиралась смелости и возвращалась в тот образ лёгкой, беззаботной девушки, что я запомнил в первый день знакомства. Румянец на её щеках стал ярче, а в глазах появилась искорка озорства.

— Он больше не гость, — вдруг твёрдо заявил Бёттхер, прерывая нашу неловкую беседу. — Адам теперь член нашей семьи.

Я ощутил, как в груди всё сжалось от внезапного напряжения. Надо собраться с силами, чтобы заговорить вновь и не дать этому утру стать ещё унизительнее, чем оно было. Мне нужно что-то сказать, что-то сделать, чтобы предотвратить неизбежную катастрофу. А я думаю, что Бёттхера сильно разозлит, если я нарушу всю его игру. Он ведь старался ради неё. Я представил себе его гнев, и меня бросило в жар. Мне нужно было действовать быстро и решительно.

— Гарриет, — сказал я, едва только Бёттхер открыл рот, чтобы продолжить свою речь, — Ты хорошая девушка, — я старался говорить как можно более убедительно, — и наше первое знакомство очень впечатлило меня. Я много думал о тебе… и решил, что мы будем прекрасной семьёй. — Взгляд Гарриет на мгновение переместился на отца, словно она искала подтверждения моим словам, затем снова на меня. — И, к счастью, твой отец одобрил наш союз. — Я постарался улыбнуться, но получилось, скорее всего, кривая гримаса.

Я бросил украдкой быстрый взгляд на начальника. Он довольно кивнул, полностью удовлетворённый моим ответом. Горечь першью обожгла горло, подкатив к глазам колючие слёзы, которые я сморгнул. И тут я стиснул зубы, чтобы не послать вслух всё к чёрту. В отражении зеркала, висящего прямо напротив меня, на стене столовой, я увидел собственные мертвенно-черные глаза. Они смотрели на меня как будто со стороны, с упрёком и презрением. Прежний Адам, тот, которым я был раньше, спрятался где-то глубоко внутри меня, сжавшись в тесный клубок, ушёл в самые недра души, хлопнув дверью за собой так, что все стены затряслись. Он осуждал меня, ненавидел мой выбор, считал меня предателем. А я лишь считал, что спасаю его. Я убеждал себя, что не предам те идеалы, что он отстаивает. Рано или поздно я верну свою свободу. Но где-то в глубине души я знал, что он никогда не простит меня. Он — мой самый строгий и беспристрастный судья. И его приговор будет суров.