Их можно понять. Они имели полное право не верить нам, сомневаться в искренности наших слов. Они имели право думать, что дворяне, даже те, кто называет себя социалистами, в конечном итоге их обманут, как обманывали всегда. Что, придя к власти, эти "благодетели" забудут о своих обещаниях, о равенстве и братстве, и снова начнут править в своих интересах. И они имели полное право не верить в то, что власть, даже если её удастся вырвать из рук нынешних правителей, действительно окажется в руках народа, в руках простых немцев, а не перейдёт к очередной клике, жаждущей наживы и привилегий.

Голод, нищета, разруха, царившие вокруг, болезни, уносившие жизни детей, отчаяние, безысходность – все это ожесточало людей, лишало их способности видеть хоть какой-то просвет впереди. Они теряли веру, переставали надеяться на перемены к лучшему. Многие из них считали всю нашу агитацию пустым звуком, бессмысленным сотрясанием воздуха, за которым не стоит ничего, кроме трусости и нежелания реально действовать, реально менять ситуацию. Они считали, что мы просто болтуны, которые прячутся за красивыми словами, боясь рискнуть своей шкурой.

К тому же, многие жили в постоянном страхе, страхе перед возвращением старых порядков. Они были уверены, что Бисмарк, рано или поздно вернёт себе власть, и тогда полетят головы, и в первую очередь – головы тех, кто осмелился поверить в перемены, кто пошёл за революционерами. И этот страх парализовал их волю, заставлял молчать, терпеть, не высовываться.

И, признаюсь честно, далеко не каждого из этих измученных, озлобленных людей нам удавалось переубедить. Не хватало слов, не хватало аргументов, не хватало сил, чтобы пробить стену недоверия, отчаяния и страха. Это была тяжёлая, изнурительная борьба, борьба за каждую душу, за каждую искру надежды, и не всегда мы выходили из неё победителями.

Некоторые даже слышать не хотели, упрекая в недостаточно осознанных годах, что тоже было не удивительно.

Встречались и те, кто наотрез отказывался нас слушать, кто с порога захлопывал дверь, даже не дав договорить. Они осыпали нас упрёками, порой оскорблениями, а некоторые, особенно пожилые, умудрённые горьким опытом люди, с презрением указывали на наш, по их мнению, слишком юный возраст, отсутствие жизненного опыта, наивность и неопытность. "Что вы, молокососы, можете знать о жизни? Что вы можете предложить, кроме своих пустых мечтаний?" – слышалось в их словах, полных горечи и разочарования. И это тоже было неудивительно, ведь за плечами у этих людей была целая жизнь, полная лишений, несправедливости и обманутых надежд. Как можно было винить их за то, что они не верили молодым идеалистам, обещавшим изменить мир?

Нет, я решительно не мог мириться с таким положением вещей, не мог прозябать в этом болоте бездействия, в этой серой, удушающей повседневности, когда каждый день похож на предыдущий, когда неизвестность давит, словно каменная плита, когда ты заперт в четырёх стенах собственных сомнений и страхов, как в тюремной камере. Ощущение заточения, невозможности действовать, менять мир к лучшему было для меня невыносимым.

Я провёл много бессонных ночей, мучительно размышляя над тем, что же я могу сделать, как могу реально помочь людям, а не просто раздавать пустые обещания. Я понимал, что одними лишь подачками, раздачей денег и продуктов, делу не поможешь. Это лишь временное облегчение, пластырь на гниющей ране, но не лекарство от болезни. Людям нужна была не просто милостыня, им нужна была системная помощь, им нужна была надежда, им нужна была вера в то, что их жизнь может измениться, что они не обречены вечно влачить жалкое существование. И я был готов всего себя, без остатка, посвятить этой цели, отдать все свои силы, знания, энергию на то, чтобы помочь им обрести эту надежду, эту веру, эту новую жизнь. Я был готов бороться за каждого человека, за каждую семью, за каждое светлое будущее, каким бы трудным и тернистым ни был этот путь.

После долгих раздумий, после бессонных ночей, проведённых в поисках решения, я, наконец, нашёл то, что, как мне казалось, могло реально изменить жизнь людей к лучшему. Я решил, что буду ездить по окрестным сёлам и деревням, не охваченным системой обязательного образования, и обучать грамоте детей из беднейших семей, тех, кто был лишён возможности получить даже начальные знания. Это был шанс дать им в руки инструмент, который мог бы вырвать их из круга нищеты и невежества, дать им возможность самим строить свою судьбу.

Однако, это решение было непростым и требовало не только моего твёрдого намерения и решимости, но и согласия, и поддержки моих близких. Ведь для осуществления задуманного мне придётся брать лошадь, а значит, каждый раз испрашивать на это разрешение у родителей, что само по себе было непросто. К тому же, мои поездки неизбежно будут затягиваться допоздна, а то и до поздней ночи, что, несомненно, вызовет беспокойство и, возможно, неодобрение.

И вот, собравшись с духом, я решил начать разговор с родителями за обедом, воспользовавшись минутой затишья, когда все были заняты едой, а разговоры стихли. Мне стоило огромных усилий вновь обратиться к Клэр "мама". Несмотря на то, что её тайна, давно перестала быть для меня секретом, воспоминания о прошлом, о том, как я узнал правду, все ещё отзывались болезненным, пульсирующим стуком в висках. Эти воспоминания были тяжёлыми, давящими, как свинцовые тучи, и каждый раз, когда я называл Клэр мамой, они, словно невидимые призраки, вставали между нами, напоминая о той пропасти, что лежала между нами.

— Почтительно прошу вас рассмотреть мою просьбу о разрешении на посещение близлежащих деревень и сёл, — начал я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо и уверенно, но при этом не терял почтительности. — Я был бы крайне признателен, если бы вы также соблаговолили выделить мне лошадь для этих поездок. Понимаю, что это большая просьба, и заверяю вас, что я в полной мере осознаю свою роль в нашей семье и отдаю себе отчёт в том, что именно и зачем я собираюсь делать. Я также понимаю, что в силу моего юного возраста с меня пока что снята ответственность за серьёзные решения и поступки. Тем не менее, я прошу вас поверить мне на слово. Я даю вам торжественное обещание, что буду и впредь усердно выполнять все домашние задания, порученные мне фрау Ирмой, и сдавать все положенные экзамены точно в установленный срок. Я не подведу вас и не дам повода усомниться в моей ответственности и добросовестности.