Блуждая по тёмным, холодным коридорам, я наконец уловил приглушённые звуки, доносящиеся из одной из комнат. Заглянув внутрь, я обнаружил гостиную, в которой и находился искомый мною шульц. Он сидел в глубоком кресле, приняв позу, удивительно напоминающую знаменитую позу Наполеона в Фонтенбло с картины Поля Делароша: правая рука заложена за борт сюртука, левая покоится на бедре, голова слегка наклонена вперёд, взгляд устремлён в одну точку. Впрочем, выражение лица шульца не имело ничего общего с императорским величием. Напротив, на его лице застыло выражение глубокой, беспросветной тоски. Он безучастно наблюдал за тем, как рыжий полосатый кот, расположившийся у его ног, играет с полуживой мышью, то отпуская её на несколько сантиметров, то снова хватая острыми когтями, не давая бедному созданию ни единого шанса на спасение.

— Господин шульц? — негромко окликнул я, нарушая гнетущую тишину, царившую в комнате.

Мужчина вздрогнул, словно от неожиданного удара, и медленно поднял на меня свои круглые, водянистые глаза. В первое мгновение его лицо исказила гримаса крайнего неудовольствия, смешанного с раздражением. Было очевидно, что мой визит был не просто нежеланным, а крайне обременительным для него. Приветливого выражения лица, хотя бы из вежливости, он для меня не нашёл.

— Ты кто такой? — спросил он хриплым, недовольным голосом, в котором звучала нескрываемая угроза. Его тон и манера держаться напоминали поведение сторожевого пса, готового в любую секунду броситься на чужака, осмелившегося нарушить границы его владений. Он медленно поднялся со своего кресла, с трудом распрямляя затёкшие члены, и сделал несколько шагов мне навстречу, словно намереваясь преградить мне путь.

Однако, когда утренний полумрак, царивший в комнате, немного рассеялся, и ему удалось как следует разглядеть меня, а главное — мой костюм, его взгляд преобразился. Я специально выбрал для этого визита дорогую, пусть и не самую удобную для путешествия одежду, надеясь, что она поможет скрыть мой юный возраст и придаст мне больше солидности в глазах деревенского старосты. И, похоже, расчёт оказался верным. Взгляд шульца из угрожающего превратился в заискивающий, в нём появился неподдельный интерес, смешанный с плохо скрываемым подобострастием.

— Меня зовут Адам Кесслер, — представился я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно и спокойно, несмотря на внутреннее напряжение.

— Вы прибыли с родителями, господин Кесслер? — в голосе Фонхофа прозвучала надежда, словно он рассчитывал, что за мной стоит кто-то более взрослый и влиятельный, с кем можно вести серьёзный разговор.

— Нет, я приехал один, — ответил я, стараясь не выдать своего волнения.

— И чем же Тифенбах может быть полезен столь юному господину Кесслеру? — на лице Фонхофа появилась натянутая, неестественная улыбка, за которой, однако, скрывалось неподдельное любопытство. Он явно пытался понять, что привело столь молодого человека из, судя по всему, состоятельной семьи в их глухую деревню.

— Дело в том, господин Фонхоф, — начал я, — что я прибыл сюда с целью обучать детей. Я хочу дать им начальное образование, помочь им освоить азы грамоты, счёта, открыть для них мир знаний, — я говорил убеждённо, вкладывая в свои слова всю искренность своего намерения.

— Вы что?! — воскликнул Фонхоф, перебивая меня на полуслове. Его лицо мгновенно вытянулось, а натянутая улыбка сменилась выражением крайнего изумления и беспокойства. — У нас нет лишних денег на содержание учителей. Деревенская казна пуста, нам едва хватает средств на самое необходимое!

— Мне не требуется плата за мой труд, — поспешил успокоить его я. — Мне будет достаточно, если вы предоставите мне комнату для проживания, обеспечите меня питанием, позаботитесь о моей лошади и экипаже, а также выделите подходящее помещение, где я мог бы проводить занятия. Все расходы, связанные с приобретением учебных материалов, таких как книги, парты, доска, я готов взять на себя. Более того, я был бы признателен, если бы Вы оповестили о начале уроков жителей трёх соседних деревень: Эдельвейс, Вебербах и Анненталь. Я уверен, что и там найдутся дети, желающие получить образование.

Я с замиранием сердца ждал его ответа, понимая, что от этого разговора зависит судьба моего начинания. В голове проносились тысячи мыслей: "А вдруг он откажет? Что тогда? Как убедить его? Неужели всё было зря?".

— Просто феноменально! — воскликнул Фонхоф, и на этот раз в его голосе не было и тени иронии. Он был искренне поражён моим предложением, не веря своим ушам. — Вы готовы тратить всё своё время, силы, да ещё и собственные средства на обучение деревенских ребятишек, не требуя ничего взамен? Это просто не укладывается в голове! А как же Ваши родители? — в его глазах мелькнула тень сомнения. — Они поддерживают столь... необычное начинание?

— Полностью поддерживают, — твёрдо ответил я. — И, если мои слова кажутся Вам недостаточно убедительными, у меня есть письмо от отца, подтверждающее его согласие и одобрение моего решения, — добавил я, понимая, что в глазах деревенского старосты я всё ещё выгляжу слишком юным и несамостоятельным для принятия подобных решений.

В этот момент я смотрел на Фонхофа прямо, без тени сомнения, взглядом, который я позаимствовал у Клэр. Она обладала уникальной способностью смотреть на людей так, словно не желала больше слышать ни слова, словно всё уже было решено и обсуждению не подлежало. Этот взгляд, полный непоколебимой уверенности и внутренней силы, не раз помогал ей добиваться своего. Сейчас же я пытался воспроизвести его, вкладывая в него всю свою решимость и настойчивость. Мне не терпелось приступить к осуществлению задуманного, а затянувшийся разговор с шульцем казался мне досадной помехой, пустой тратой времени. Я чувствовал, что теряю драгоценные минуты, которые мог бы потратить на подготовку к занятиям.