— Здрав будь, воевода. — поклонились Мнишеку Глеб с Кривоносом.

Мы с Порохнёй поляку лишь кивнули и, проигнорировав грозный взгляд, не дожидаясь приглашения, уселись напротив.

— Звал, ясновельможный пан? — скривив губы, спросил Порохня.

— Звал, — отложил ложку в сторону Ежи Мнишек. — Мы тут с Гришкой посоветовались и решили, что всё же весь конный отряд с собой заберём. — воевода опёрся локтями о стол и не дожидаясь перевода и последовавших за этим возражений, жёстко продолжил. — Дорога нам нелёгкая предстоит. Всюду вороги. Каждый воин на счету будет. А Барятинского по другому можно обмануть. У вас вон ещё целая сотня коней есть. Посадите на них мужиков и пусть конницу изображают. Покуда дело до стычки не дойдёт, никто подвоха и не заметит.

Ну вот. Теперь и полусотню Порохни у меня отбирают! Этак я скоро всё своё войско раздам! Барятинскому и воевать не придётся.

— Нужно спасать царицу, московит, — видимо что-то заметил по моему лицу Мнишек. — Всё остальное не важно. Именно за этим вас сюда большой воевода и послал!

— А мы чем занимаемся, ясновельможный пан? — недовольно проворчал Порохня — Полдня уже наскоки ярославцев отбиваем.

— Вот и дальше отбивайте, — проигнорировав запорожца, продолжил смотреть на меня сандомирский воевода. — А я с конной сотней вашу государыню к большому воеводе доставлю.

Нет, так не пойдёт. Совсем без конницы оставаться нельзя. Когда ещё Подопригора с Порохнёй обратно вернутся? К тому же среди людей атамана и сторонники самозванца имеются. Лишние свидетели нам ни к чему. Ну ладно, для начала посмотрим, что дальше будет. Судя по всему, у Мнишека ещё какая-то идея есть. Уж слишком внимательно в его сторону Каловской смотрит. Явно ещё переводить собирается.

— А князя мы ещё больше обманем, — не обманул моих ожиданий поляк. — Я слышал, у вас в отряде девка имеется. Ваша государыня ей часть своей одежды отдаст. Вот пусть в ней весь день по деревне и разъезжает, чтобы врагу издали видно было.

«Вот же»! — я даже головой от изумления покачал. — «Везёт же нашей Машке! Простая холопка, а то царевной её нарядят, то царицей. Может ей на роду за кого-то знатного замуж выйти суждено? Если выживет, конечно».

— Да какая из девки царица, воевода? — возразил я уже чисто из упрямства, всё для себя решив. Не удастся нам с Мнишеками договориться. И дело тут вовсе не в девушке-холопке. Нельзя с ними полусотню Порохни отправлять. — Любой сразу подлог заметит.

— А то не твоя забота, холоп! — отбросив занавеску, ворвалась в комнату Марина. — Дерзок больно! Думаешь я не заметила, что ты мне не поклонился при встрече? И государыней своей не величаешь! А ну, вяжите его!

А вот это ты зря! Хотя нужно признать, что поклоны бить я полячке, и вправду, не стал. И не потому, что я весь из себя такой гордый. Просто поклонившись и назвав Марину государыней, я бы признал за ней право на этот титул. Ну, и себя этого права лишил. Не по чину царю кому-то кланяться.

Вот только связать меня вряд ли получится! Я ведь на совет только своих пригласил. А что? Болотников, отправляя наш отряд в поход, не только Порохню в воеводы возвёл, но и меня, Глеба и Кривоноса полковыми полуголовами сделал. И правильно! Всё же у каждого из нас по четыре сотни воинов в подчинении. Вот я их на совет и позвал. Так что нас тут четверо против двоих будет. И то, если Ежи Мнишека считать. Что-то я сильно сомневаюсь, что он собственноручно меня вязать возьмётся. А возле избы Подопригора с десятком самых доверенных ему воинов охрану несёт. Так что не важный для Марины расклад выходит!

— Государыня приказала схватить его, — ткнул в мою сторону пальцем Гришка Каловской. — А ну, навались! — и тут же сам бросился в мою сторону.

Ну, как бросился. Между ним и мной как раз Порохня сидел. Мимо не пробежишь. Атаман даже разворачиваться в сторону монастырского служки не стал. Лишь рукой в его сторону махнул. И ярославльский иуда повалился на пол, силясь вырвать торчащий из бока нож.

Глеб с Кривоносом тут же кинулись к сандомирскому воеводе, опрокидывая поляка с лавки на пол. Завозились там, кряхтя и матерно ругаясь, сдвинули массивный стол, сбив одну из свечей на столешницу.

Я дёрнулся было к Марине и споткнулся на полушаге перед вскинутым пистолем.

«Лишь бы не выстрелила»! — лихорадочно заметались у меня мысли в голове. — «Мы же по тихому Мнишеков, в случае если не договоримся, связать хотели. А выстрел из пистоля полдеревни наверняка услышит».

О том, что этим выстрелом Марина может запросто меня убить, я в горячке в расчёт не брал.

Марина не выстрелила. Бывшая царица охнула, роняя из ослабевшей руки пистоль, захрипела, захлёбываясь собственной кровью, медленно осела на грязный пол.

— Зачем? — оглянулся я на Порохню. — Она же нам живая нужна была! Кого Подопригора утром мимо дозора вывозить будет?

— Лучше она, чем ты, — пожал плечами запорожец. — По глазам видел; не промахнулась бы.

— Ладно, — безнадёжно махнул я рукой. — Чего быть, того не миновать. Тогда уже и воеводу добей, — кивнул я на продолжавших бороться под столом. — Будем считать, что я этой семейке за батюшку с матушкой отомстил. За всё нужно платить, — я замер на пороге, дождался сдавленного всхлипа сандомирского воеводы и толкнул дверь. — Вот только как нам теперь самим следующий день пережить.