— Однако!

— Что, Федька, не ожидал?

Я невесело усмехнулся. Можно было и не спрашивать. Вон как у князя глаза округлились! Того и гляди, кулаками протирать начнёт. Такое не сыграешь. Хотя, откуда бы ему о моём «воскрешении» знать? Василий Шуйский об этом на всю Москву кричать не станет и хорошо ещё, если с кем-то из своих ближников сведениями поделится. А тут какой-то Барятинский. Род может быть многочисленный и древний, но дворянский, захудалый. Этаким воеводой в Ярославле сесть — уже честь немалая!

— Не ожидал, государь, — князь хотел было поклониться, но, спохватившись, вовремя остановился, покосившись на замерших возле леса воинов. — Прости, Фёдор Борисович, что вежество не блюду, — пригладил он начавшую седеть густую бороду, — но, думаю, ты и сам, чтобы тебя узнали, не желаешь.

— Твоя правда, князь, не желаю. Не время ещё. Садись, Фёдор, — похлопал я рукой по медвежьей шкуре, постеленной прямо на снегу. — Поговорим о том, что нам дальше делать. Может, и договоримся о чём-нибудь.

— Благодарствую, государь, — не стал чиниться князь, присев рядом. — Честь немалая, на одной шкуре с самим царём восседать. Мы, Барятинские, так высоко до этого не сиживали!

А вот это он хорошо сказал. Обнадёживающе, можно сказать. И царём меня признал, и на готовность к сотрудничеству в случае своего возвышения намекнул. Хотя, не знай я кое-каких подробностей о князе, я бы сейчас посреди поля с ним не разговаривал. Расчётливый, осторожный и вместе с тем тщеславный без меры. Настолько тщеславный, что будучи отправлен с посольством в Крым, так своей гордыней и неуступчивостью татарского хана допёк, что тот его чуть ли не пинком обратно выгнал и ещё потом моему батюшке на дерзкого посланника нажаловался.

Гордость — это хорошо. С гордостью простому московскому дворянину нелегко живётся. А значит, и тема для обсуждения в предстоящем торге у меня есть. Тем более, что особой преданностью к Шуйскому Барятинский не отличается и через два года в обмен на боярскую шапку ЛжеДмитрию II присягнёт, отдав Ярославль и Вологду под власть тушинского вора (прозвище ЛжеДмитрия II, разбившего свой лагерь при осаде Москвы в селе Тушино).

Ну, так в бояре и я его возвести смогу. Зачем прихода самозванца ждать?

— И не сядешь, князь. Даже если в милость к Шуйскому войдёшь, всё равно не сядешь. Бояре не дадут, — пояснил я свою мысль Барятинскому. — Васька, чтобы на мой трон вскарабкаться, слишком много им воли дал. Он теперь без согласия Думы чихнуть лишний раз не может, не то что преданного человека в боярство возвести.

— А ты, государь?

— А я иное! Шуйских, Романовых да Голициных, что крамолу против меня и батюшки затеяли, под корень изведу. Иных, что руку этих семейств держат, в Сибирь на вечное поселение отправлю. А на их место, — сделал я внушительную паузу, — верных мне людишек, что батюшкин трон вернуть помогли, посажу.

Барятинский задумался, рассеянно похлопывая рукавицей по густой шкуре. Я поплотнее закутался в шубу, оглянулся на выстроившиеся за засечными кольями ряды копейщиков и стрельцов, напоказ зевнул, прикрыв рот перчаткой.

Пусть думает. Я на быстрое согласие князя и не рассчитывал. Всё же мало у меня людей для полноценного войска. А значит, и перспективы на победу в этой «Игре престолов» довольно туманные. Но с другой стороны и под Шуйским этот самый трон довольно сильно шатается. Не зря Васька Симеона Бекбулатовича подальше от Москвы в Соловецкий монастырь сослал, даже в слепом монахе конкурента для своей власти увидев. А тут вновь воскресший Дмитрий и так и не умерший Фёдор Годунов. Что у того, что у другого прав на московский трон побольше, чем у Шуйского будет.

— Царские полки разбойного воеводу Болотникова от Москвы отбросили.

Ага. Это он намекает на то, что Шуйский может на престоле удержаться. Не любит, князь, рисковать. Ох, как не любит! Он ведь и к самозванцу только тогда переметнулся, когда у царя Василия дела совсем плохи стали.

— А тебя никто и не просит прямо сейчас открыто на мою сторону переходить, Федька, — решил я успокоить воеводу. — Пока народишко в живого Дмитрия верит, мне под своим именем объявляться не с руки. Пусть Васька с этим призраком бьётся. А я пока силёнок накоплю, тайными сторонниками обрасту, — с намёком выделил последние слова я. — Так что ты и дальше, князь, покуда руку Шуйского держи. А сам людишек воинских собирай да силу копи. Вот когда я клич по Руси брошу, тогда собранное войско мне на подмогу и приведёшь.

— А долго ли ждать, государь?

Моё предложение Барятинскому явно понравилось. Он ведь таким образом и Шуйскому как бы верность сохраняет, и ко мне на службе переходит. А там можно будет поглядеть; кто из нас верх брать станет, к тому он окончательно и примкнёт.

Ну, и ладно. Пусть радуется. Для меня главное, чтобы воевода на моё предложение согласился и мы по-доброму без боя разошлись. А в остальном; время покажет. Выполнит князь наш договор — быть ему боярином, нет — вольному воля. Кто много думает, тот мало получает.