Герман улыбается уголками губ:

— Помнишь крохотный диван в нашей квартире? Мы почти месяц спали на нем, пока ждали новую кровать. Почти каждую ночь ты забиралась и спала на мне, как кошка, — под конец голос Германа скатывается в хрип.

А у меня перед глазами совсем другое воспоминание: как мы спим в обнимку на неудобном диване в еще закрытом ресторане. Это было совсем недавно, не нужно далеко ходить.

— Помню, Герман, — опускаю взгляд на свои пальцы. — Я все помню.

— А говорила, что забыла, — звучит как укор.

— Как можно такое забыть, Гер? — поднимаю глаза и смотрю в его черные омуты.

Зависаем друг на друге. Взгляд стирает много лет, разделяющие сегодняшних нас с теми, молодыми и горячими, безрассудными. Это непросто, скорее даже болезненно.

Но что еще более важно — бессмысленно.

— Мама! — зовет меня Эми тихим голоском.

— Доченька! — подбегаю к ней, расцеловываю. — Как ты себя чувствуешь? Позвать доктора?

Эми обхватывает меня за шею и прижимается доверчиво, совсем по-детски, а я глажу ее по голове, чувствуя, как постепенно успокаиваюсь. Все хорошо, мой ребенок цел.

— Он опять мне что-нибудь уколет, — дочь кривится. — Лучше скажи, как ты тут оказалась?

— Папа позвонил, — бросаю взгляд на Германа.

— Я так рада, что ты теперь с нами! — радуется искренне.

Не поправляю ее. Я, в общем-то, не с ними. Я приехала к дочери, и только к ней.

Эмилия остается в больнице до следующего вечера. Я сплю на крошечном диване, а Германа все-таки удается выпроводить в гостиницу, хотя он сопротивлялся до последнего.

После ночи у дочери отличное самочувствие по ней вообще не видно, что что-то было не так всего сутки назад. Лечащий врач говорит, что Эми идет на поправку, молодой организм восстановится быстро, и отправляет нас всех восвояси.

Когда втроем мы приезжаем в гостиницу, я замираю посреди номера.

Справа спальня Эми, слева Германа.

— Мам, — толкает меня локтем дочь, — если ты хочешь пойти налево, я не возражаю.

Это она так намекает на спальню своего отца.

— Сейчас кто-то по губам получит, — шиплю на нее и шлепаю по наглой заднице.

Эми, смеясь, уходит к себе, а сзади подходит Герман и кладет руку мне на талию.

Ток пронизывает тело, обволакивает, заставляет сердце биться быстрее.

— Если что, я тоже не против, — шепчет на ухо.

Герман

Тринадцать лет назад

Лечу домой. Башка снова гудит, взгляд не может нормально сфокусироваться. В последний момент торможу перед машиной, которая остановилась на красный сигнал светофора. А я чуть не просрал момент и не влетел ему в жопу.

Визг тормозов, и дорогой кроссовер замирает как вкопанный. Аварии удается избежать.

Домой приезжаю никакой. Запоздало расстраиваюсь, что чуть не помял тачку, подаренную отцом.

Поднимаюсь в квартиру. Все тихо, но на кухне горит свет.

На цыпочках захожу туда.

Тамила сидит на стуле, подняв ноги и прижав колени к себе. Смотрит в никуда, прямо перед собой. На столе стоит кастрюля. Дочери нигде нет.

Подхожу к жене, кладу руку ей на плечо.

— Тами, — зову тихо.

Она поднимает на меня стеклянный взгляд.

— Гера… — произносит отстраненно.

— Ты как? Что случилось? Эми спит?

— Да, она спит. А я хотела лапшу сварить, — кивает на кастрюлю и продолжает говорить как пришибленная. — Но ничего не вышло. Представляешь, я в самом конце бросила капусту. Забыла, что варю куриный суп, а не борщ. Гер, как можно было забыть?

Смотрит на меня так, будто от ответа зависит ее жизнь.

— Да хер с ним, с супом! Может, это новый рецепт! Фьюжн! Вот! — лепечу первое, что приходит на ум, беру холодные руки Тами в свои.

Моя жена в последнее время будто гаснет. И внешне, и внутренне. Будто заряд ее батареи на исходе.

— Я не понимаю, что со мной, — лепечет.

— Там, а давай на выходных съездим куда-нибудь на природу? Можно с ночевкой в горы сгонять.