– Сколько трудов положено!
– вздыхает Марфа.

Люся работает рядом с Марфой, на них легкие безрукавные кофточки.

– Что-то холодно под вечер стало, - говорит Муся.
– Давайте-ка сегодня пораньше уйдем. А то как бы Люся не простудилась.

– Да мне вовсе не холодно, - отзывается та.

– Нет уж, кончайте... Хватит на сегодня, - Муся срывает несколько зеленых колосков пшеницы.

С этими колосьями она подходит к дому. Увидев ее, с громким криком подбежал Володя:

– Мама, мама! Папа сказал - холодно будет.

– Когда это сказал папа?

– Сегодня...

Муся проходит в почвенную лабораторию. Василий сидит за столом, работает - смотрит в микроскоп.

– Кто сказал Володьке, что холод будет?
– спросила она.

– Вон, сводка погоды! С метеостанции передали. Понижение температуры, вплоть до заморозков.

– Боже мой! Заморозки в августе?

Входит Аржакон.

– Топить будем, такое дело?

– Да, - отвечает Василий...

– Пропала моя пшеница... Не вызреет, - говорит Муся.

– Я знаю такое место, где пшеница всегда поспевай, - сказал Аржакон.

– Что за место?
– спросила Муся.

– Мой друг есть. Далеко живи. Надо на лодке ехать.

– Кто он такой?

– Его кержак. Пантелей зовем...

– Вы можете со мной съездить?
– спросила Муся.

– А почему нет? Можно, такое дело.

– Поедем завтра же, утром.

Легкая долбленая лодка поднимается вверх по лесному ручью. Аржакон стоит на корме и отталкивается шестом. Ручей каменистый, порожистый, лодка идет медленно. Муся сидит впереди.

– Устал, наверно?
– спрашивает Муся.

– Есть такое дело, немножко, - отвечает Аржакон.

– Давай я помогу, потолкаю, - говорит Муся.

– Сиди смирно! Женщин имей ноги слабые. Стоять лодка нельзя.

– Ты прямо все знаешь, Аржакон!

– Конечно, - смиренно соглашается тот.
– А почему нет?

Укромная лесная протока. Вода тихая, темная, как машинное масло. Лодка идет быстро, бесшумно. Наконец Аржакон выпрыгнул на берег и вытянул лодку.

– Вылезай! Приехали, такое дело.

По еле заметной тропинке Аржакон пошел вперед, в лесную чащобу. Муся за ним. Вскоре они вышли на просторную поляну. Здесь было поле необычно низкорослой, по локоть, желтеющей пшеницы. Муся как увидела эту маленькую пшеницу с большим колосом, так и припала на колени.

– Это же карликовая пшеница! Карликовая! Загадка веков... Понимаешь, Аржакон?

– Конечно.

– И колос цветет вовсю. Она созреет, непременно созреет.

– А почему нет?

Муся сорвала один колосок, положила на ладонь.

– Ну, пошли к хозяину.

На другом краю этого обширного поля, возле самого облесья, стоял добротный крестовый дом из потемневшей коричневой лиственницы, а за ним двор, амбар, поленницы и, наконец, на отшибе молотильный сарай. Все здесь сделано прочно, экономно.

Когда Муся и Аржакон подходили к дому, залились собаки, и сам хозяин вышел на крыльцо. Это был еще относительно молодой мужик без шапки, с кудлатой рыжей головой, в оленьей безрукавке, в бахилах из сохатиного камуса, он высился горой на крыльце.

– Цыц!
– зычным окриком унял он собак.
– Проходите, они не тронут, прогудел и, не здороваясь, сам прошел в избу.

В чистой передней комнате, с большой русской печью, с божницей в красном углу, он поздоровался легким поклоном:

– Здравствуйте! Проходите к столу.

На лавке у стола сидела миловидная женщина в длинной поневе и в белой полотняной кофте с красным шитьем на рукавах. Рядом с ней сидели и смирно глядели на вошедших два мальчика.

– Пантелей, я тебе привозил ученый. Его Москва ездил, - указал Аржакон на Мусю.
– Теперь у нас на станции работай.

– Меня зовут Мария Ивановна...

– Милости просим, - повторил Пантелей, приглашая гостей к столу. Авдотья, собери на стол!

Хозяйка встала из-за стола, прошла к печке.

– Может, молочка топленого испробуете? С кашей. Может, мясца? спросила она Мусю.

– Спасибо, мы не хотим.

– Тебе не хочет, моя хочет. Тебе лодка сиди, моя шестом толкай. Не одинаково, понимаешь.

Все засмеялись. Стало как-то проще. Хозяйка накрыла на стол, беседовали, рассевшись по лавкам.