– Вечером приехали на двух подводах. Скотину увезли и его посадили... А потом уж этих вот, лесорубов, привезли, а нас в анбар переселили...

Авдотья прошла к сусеку.

– Зерно-то ваше в сохранности. Пока не добрались до зерна-то. Забирайте...

– Спасибо! И вот что, Авдотья, собирайся! Детей собирай, и поедем с нами.

– Да куда же мне ехать?
– заплакала опять Авдотья.
– Кому я нужна?

– Мы вас проведем рабочей. И комнату вам дадим.

– Спасибо вам, кормилица! Матушка-заступница...
– завопила Авдотья и повалилась перед Мусей на колени.
– Всю жизнь за тебя бога молить буду.

Глядя на мать, горько заплакали дети.

– Что вы? Что вы? Встаньте! Разве так можно?
– говорила Муся, пытаясь поднять Авдотью.

– Чапурин, собирайте детей!
– приказала Муся.

Авдотья мигом встала.

– Да вы уж не обессудьте. Я сама быстренько соберусь. А вы зерно-то, зерно грузите в мешки. Там вон и мешки приготовлены.

Чапурин взял мешок, развернул его, пощупал и сказал:

– Добрый мешок... Травяной! Начнем, что лича!

Муся с Авдотьей стали держать мешок, а Чапурин насыпать зерно.

Подвода с Мусей, Авдотьей с детьми и Чапуриным подъезжает к станции.

– Сгружай пшеницу, - говорит Муся Чапурину и решительно идет в дверь.

Комната Судейкина. По стенам развешаны осовиахимовские плакаты: разрезы винтовки и противогаза, окопы полного профиля, с красноармейцами, ползущие по-пластунски стрелки и прочее. Судейкин сидит за столом, подбрасывает костяшки на счетах.

Входит Муся.

– Сидор Иванович, мы приняли новую рабочую. Квартиры пока у нас нет. Придется размещать в вашем кабинете.

– То есть как в моем кабинете? А мне куда?

– Переселяйтесь к директору. Зимой вам будет веселее.

– А кого мы приняли? Что за рабочая?

– Авдотья Одинцова.

– Ту самую, с заимки?

– Да.

– А вы знаете, что их раскулачили?

– А это меня не интересует. Приказ директора... Прошу выполнять.

– Ну ладно, поглядим!
– Судейкин уходит.

Муся начинает снимать со стены плакаты.

В селекционной лаборатории женщины перебирают семена. Перед каждой на столе небольшая кучка, которая постепенно истаивает...

Муся засевает семена в плошки. В иных плошках уже крупные зеленя.

Мерзлое окно оттаивает, оплывает. В окно стучатся первые капли дождя. На поле Чапурин пашет на паре лошадей двухлемешным плугом.

Аржакон погоняет лошадь с сеялкой. Муся стоит на запятках сеялки.

И вот уже комбайн плывет. Комбайнер в очках, незнакомый нам. А подручным сидит Аржакон; он дергает за веревку копнителя. Параллельно с комбайном идет грузовик - принимает зерно.

Грузовик отходит от комбайна и катит по пыльной полевой дороге.

Он подъезжает к пакгаузу возле реки; здесь грузчики насыпают мешки. На каждом мешке крупное табло: "Госсортиспытание" и чуть ниже, крупно: "Якутянка-241". Мешки несут на катер. Здесь Муся что-то говорит приемщику и расписывается в накладных. Приемщик тоже подписывается.

На очередной машине подъезжает Василий, подходит к Мусе, спрашивает:

– Нагрузились?

– Да, - отвечает счастливая Муся.

– Ну, поздравляю! С первым рейсом нашей "Якутянки", - Василий жмет ей крепко руку.

– Разрешите и мне присоединиться, - жмет руку Мусе приемщик.
– Ваша "Якутянка" далеко пойдет.

– Не знаю, как "Якутянка", а вот автор ее далеко поедет... Это уж точно!
– Василий вынимает из папки отпускной билет и подает Мусе.

Муся читает, сначала не понимая:

– Отпускной билет...
– И взрывается от радости: - В Москву едем? На восемь месяцев! Вася, милый!

И она, забывшись, целует его при всех.

Опытная станция. Длинный северный день клонится к концу. Еще в кровавом отсвете заходящего солнца полыхает закат, еще в синей дымке хорошо просматриваются восточные дали, а природа уже спит: затихла до зеркального блеска река, не видно птиц в воздухе, бормочут спросонья куры на поветях, тяжко вздыхают жующие сено лошади, спят на подушках дети - Володя и Наташа, и где-то далеко на лесной опушке монотонно и протяжно кричит полярная совка-сплюшка:

– Сплю-у-у... Сплю-у... Сплю-у-у...

Василий и Муся сидят в селекционной лаборатории. На столах целые вороха отборного зерна. И они утомились: Василий курит, Муся сидит, устало опустив руки.

– На сегодня хватит, - говорит Василий.
– Спать пора. Завтра с рассветом в путь.

– Да, пора, - отзывается Муся...

Они шли от реки. Их было трое: один в военной форме с пистолетом, второй в сапогах, черном плаще и широкой кепке, третьим был Судейкин. Они подошли уверенно к дверям Силантьевых и постучали.