Шрифт:
Он ответил после первого же гудка.
— Что случилось? Ты в порядке?
Тот факт, что он вообще спрашивал, означал, что я все еще ему небезразлична, по крайней мере, немного. Это могло бы вселить в меня надежду, если бы я не была так расстроена всем происходящим. Хотела ли я, чтобы у меня была надежда? Или было бы лучше, если бы я просто ушла? Боже, я не хотела уходить, но чувствовала, что мне, возможно, придется это сделать, по крайней мере, на некоторое время, если у меня будет хоть какой-то шанс прийти в себя.
— Я в порядке, — сказала я.
В трубке был слышен его резкий выдох. Да, ему было не все равно. Возможно, больше, чем следовало.
— Ты был прав насчет того, что Ник что-то скрывал от меня, — сказала я ему. — Я вернулась, а в кафе никого не было. Он арестовал Реддинга.
— Что? — Джейкоб замолчал.
По пути к своей машине я рассказала ему все, начиная с того, что доктор Перес пришла в сознание, и заканчивая тем, как я продвигалась назад. Мне пришлось отдернуть телефон от уха, когда я дошла до того места, где Ник показывал мне жертв Реддинга.
— ЧТО ЗНАЧИТ, ТЫ ПОДХОДИШЬ ПОД ЕГО ПРОФИЛЬ?
— Может, перестанешь орать? У меня из уха пойдет кровь.
Он понизил голос.
— Где они его держат?
Я задрожала, несмотря на жару. Возможно, его крики были лучше, чем пугающее спокойствие. Мы словно вернулись в полицейский участок, когда он случайно упомянул о нападении на правительственное учреждение, чтобы добраться до меня. Он не смог бы узнать, где Реддинг. Его бы убили.
— Я не знаю, где они его держат, и даже если бы знала, я бы тебе не сказала.
— Позвони Нику. Узнай.
— Нет, псих. Я не собираюсь помогать тебе в твоей попытке самоубийства.
Его голос перешел в низкий, насмешливый рокот.
— Тебе нужно перестать недооценивать мои способности.
Я чуть не хлопнула себя по лбу. Боже милостивый, разве я только что не сказала себе то же самое?
— Ты прав, — сказала я ему. — Мне действительно нужно прекратить это делать. Кстати, как ты узнал о Нике?
— Я просмотрел твоих друзей на Facebook и немного покопался в тех, у кого был опыт работы в армии или правоохранительных органах.
— Да, но как ты узнал, что я с ним спала?
— Мы живем в тесном мире. У меня все еще есть друзья на службе, и я задавал нужным людям правильные вопросы.
— Но ты не знал, что он пригласил меня работать на него?
Джейкоб вздохнул.
— Нет. Но я предположил.
— И все же ты пустил меня к «Чарли». Почему? Чтобы сделать из меня пример?
В его смехе не было ни капли юмора.
— Я не настолько испорчен. Я впустил тебя в «Чарли», потому что видел, как ты общаешься с членами клуба. Ты не была похожа на человека, который может нас предать, и я доверился своему чутью.
— У тебя хорошая интуиция, — сказала я, повторяя слова его отца, которые мы слышали прошлой ночью.
— Не слишком-то мне верь. Я дал тебе шанс отчасти потому, что ты мне понравилась.
— Я? — Спросила я. Он мог бы сказать: «Потому что я хотел переспать с тобой», но не стал этого делать. Из его слов следовало, что я понравилась ему задолго до того, как он понравился мне, и что с самого начала для него это было нечто большее, чем просто секс.
— Да, я влюблен в тебя, — выпалил он таким тоном, словно это было признание, которого он не хотел делать.
Я чуть не ухмыльнулась, почувствовав, что эта моя испорченная сторона привлекла к себе внимание.
— О, ты был влюблен в меня, и тебе потребовалось три месяца, чтобы набраться смелости и пригласить меня на свидание.
— Прекрати.
— Это восхитительно, Джейкоб. Я знала, что в глубине души ты мягкотелый.
— Если я пообещаю глубоко войти в тебя, когда мы вернемся, ты заткнешься?
— Нет. Я никогда не дам тебе это забыть, — сказала я. — Ты еще в чем-нибудь хочешь признаться, пока есть возможность?
— Твои родители приехали в город около месяца назад.
Я не была готова это услышать, поэтому споткнулась о собственные ноги и чуть не упала лицом на тротуар.
— Что?
— Я прогнал их, прежде чем они снова смогли испортить жизнь тебе или твоей бабушке.
Иисус.
— Ладно. Этого достаточно. Я не уверена, сколько еще поворотов сюжета я смогу пережить.
Он рассмеялся. Он действительно рассмеялся.
— Откуда ты знал, что они испортят нам жизнь? — Спросила я. Ничего не могла с собой поделать.