– Так заведи себе тещу с блинами и полезай на печь.

– А зачем мне теща? Может, я к себе жену хочу привести.

– Ну и приводи.

– Куда? В палатку?

– Слушай, жених! Ты что-нибудь про город Комсомольск слыхал?

– Например?

– Например, любителей мещанского уюта там презирали.

– А еще то, что там мерзли в землянках?

– Мерзли!

– А потом в сороковых годах мерзли в окопах?

– Было и такое.

– А теперь, в пятидесятых, ты предлагаешь мерзнуть в палатках? Прямо сплошная Антарктида. Да, энтузиаст ты с довольно однообразным воображением.

– А ты нытик.

Семен коротко хохотнул:

– Эге! Просто я хочу, чтобы люди не располагались на каких-то биваках и не занимались всякими штурмами. Время теперь не то. Не штурмовать, а работать надо и жить.

– Кончай философию!
– неожиданно предупредил Михаил.

– Чего это Катерина сюда идет?
– спросил Семен.
– К тебе, что ли?

– Наверно, Воронова ищет. Хочет проститься, - тоскливо ответил Михаил.

Воронову стало не по себе: вставать теперь - неловко перед ребятами. Оставаться - Катя может найти... Еще хуже! Она и в самом деле взяла расчет - уходила в производственный отдел.

Сегодня она все ходила вокруг конторы, видимо, хотела наедине поговорить с Вороновым. Но он все время просидел в конторе в окружении то десятников, то экспедиторов... Он избегал этого прощального разговора, еще сцену какую-нибудь разыграет. И теперь он решил притвориться спящим, может, не найдет. А так выйдешь - и тут как тут: "Здрасте... я вас давно ищу"...

– Ты чего не уехала?
– спросил ее Семен.
– Обеденные машины уже ушли.

– Ей карету надо...
– сказал Михаил.
– С принцем на запятках.

– И запряженную двуногими ослами, - подхватила Катя.

– Да что в самом деле? Иль обходной лист не подписали?
– спросил опять Семен.

– Какое тебе дело?
– ответила Катя.
– Я вот, может, с Мишей хочу побыть наедине. В укромном местечке... Отвернитесь! Видите, я раздеваюсь.

– Хоть донага, - сказал Семен и пошел прочь, грохая сапогами.

– А чего ты по сторонам смотришь?
– спросил Михаил.
– Или ждешь кого?

– А ты чего не раздеваешься? Или боишься?

– Пожалуйста! Как тебе угодно. Я тень души твоей.

– Какая несуразная тень!

– Это я заморился, - Михаил скинул майку и заботливо осмотрел свои крупные выпирающие ребра.
– От любви сохну.

Катя залезла на скалу и оглядывала дальние извивы бухты, не догадываясь, что тот, кого она искала, лежит тут же, в пятнадцати шагах, за выступом.

– Ну что, не видать его... в "тумане моря голубом"?
– спросил Михаил.

– Кого это?

– Ну, этот самый... парус одинокий.

– Давай сюда... Погляди - во-он он...

– Я за тобой и в небо поднимусь.

– А вот посмотрим, как ты летаешь, сокол небесный. Лови!
– Катя прыгнула, вытянувшись ласточкой, с отвесной скалы. А через минуту, вынырнув, потряхивая блестящей, черной от воды головой, позвала его: - Ну, что же ты?

Михаил набрал побольше воздуха, угрожающе надул щеки, потом вытянулся во весь свой длинный рост и выбросил из руки камень.

– Подходящая высота, - произнес он, прислушиваясь к падению камня и, кряхтя, медленно стал спускаться вниз; потом поплескался возле берега и вылез за Катей.

– Какой ты все-таки трусливый, - сказала она пренебрежительно.

Михаил произнес миролюбиво:

– Выражайся точнее: благоразумный. Мне нельзя прыгать с большой высоты потому, что я руководитель. Мне положено занимать высоты, а не прыгать с них.

– Ну, будь здоров, руководитель!

– Подожди.

– Что еще?

Он подошел к ней, взял ее за руку и заговорил иным тоном:

– Зачем ты себя унижаешь?. Почему бегаешь за ним? Ну кто он тебе? Что он такого сделал?

– Ах вон ты что? Хорошо, я тебе отвечу... У него есть совесть и мужество. Хотя бы для начала... Он не хочет мириться с бараками, например.

– Барак! А что такое барак с общественной точки зрения?
– перебил ее Михаил опять шутовским тоном и назидательно ответил: - Барак - это временная трудность.

– Может, пояснишь, что сие значит?

– Пожалуйста! Представь себе, что один человек любит другого, но открыться пока не может. Вот это и есть временная трудность. Сейчас одни страдания, а впереди - блаженство.

– Боюсь, что такому человеку придется долго ждать.

– Э-эй! Лукашин приехал!..
– закричал кто-то от конторы.