– Понимаете, мы предлагаем двенадцать бетонщиков высвободить, смущенно заговорил Семен, обращаясь к Лукашину.

– А кто будет массивы бетонировать?
– спросил Синельников.

– Справимся! Я тут одно приспособление придумал...

– Как план завалить, - вставил, улыбаясь Лукашину, Михаил.

– Извините... У меня даже чертежик есть. Вот!
– Семен вынул тетрадный листок, пересыпанный хлебными крошками. Синельников усмехнулся. Семен заметил это, покраснел и стал торопливо пояснять:

– Вот что я предлагаю! Все вибраторы намертво прикрепить к опалубке массивов, соединить параллельно - и на один пульт управления. Понимаете? Только опалубку прочнее обычной надо сделать. И оставить по одному бетонщику на массив. Тут вся хитрость в вибраторах...

– Ну-ка!
– Лукашин взял листок и с минуту разглядывал его.

– Ну что ж, дельно!
– сказал он, передавая листок Семену, и спросил Воронова: - А как же все-таки бетонщики? Согласятся на жилье?

– Как, ребята?
– обернулся Воронов к толпе.

– Выделим... Пойдем... Дело доброе.

– Ради жилья стоит и нам не поскупиться.

– Дело, дело, ребята, - загомонили в толпе.

Лукашин, улыбаясь, протянул Воронову руку:

– В таком случае - я ваш.

Рабочие стали расходиться.

Синельников, о чем-то разговаривая с секретаршей, прошел мимо Воронова, не прощаясь. Лукашин, наоборот, задержался и, пожимая на прощанье руку Воронову, одобрительно заметил:

– Хвалю, деятель, хвалю! Ответственное дело взял на себя. Только, чур, пока не подбивать другие участки. Посмотрим на твой эксперимент. Смотри не подкачай!
– И, погрозив пальцем, пошел к машине, где его поджидали Синельников и секретарша.

Когда Воронов остался один, к нему неожиданно подошла Катя. Она как-то неестественно опустила руки по швам и сказала, чуть нагибая голову, словно кланяясь:

– Я теперь жалею, что ушла от вас. Но все равно, спасибо вам за все. Вы прекрасный человек! И если вам будет трудно, если потребуется чья-то помощь - позовите, я всегда приду, - и она побежала прочь, не дожидаясь его ответа.

8

Никакой тетки в Красноярске у Кати не было. И в жизни никогда не была она в этом городе. И тетку, и Красноярск она выдумала для Воронова. Нельзя сказать, чтобы сделала она это с умыслом... Просто у нее была пора, когда она играла роль бойкой десятиклассницы. Она всегда кого-нибудь играла. Перед родителями-педагогами, жившими в далеком городе Златоусте, она играла роль педагога. "Мы, Ермолюки, люди твердого характера, - говорила она.
– И фамилия у нас мужская. Катерина Ермолюк звучит мужественнее, чем какой-нибудь Иван Наволочкин... Самое подходящее дело для нас учить людей..."

Но в Свердловском педагогическом институте она проучилась всего полтора года. Как-то, уезжая в колхоз на копку картошки, она познакомилась на вокзале с художником, писавшим на стенах и на потолке исполинские фигуры рабочих и крестьян и груды золотых плодов изобилия... Художник был седой и неопрятный, с очень длинными волосами, в вельветовой куртке, а на шее у него был повязан какой-то чудной пестрый шарф. Одет ну точно как в старину... Позже Катя узнала, что этот шарф он повязывал потому, что ходил без рубахи. Неожиданно художник открыл у нее талант живописца и позволил ей расписывать яблоки и груши. Она так влюбилась в художника, что ушла из пединститут а и поступила в художественно-профессиональное училище ФЗУ. Но, расписав вокзал, художник бесследно исчез, а Кате до чертиков надоело шлифовать гранитные плиты и вырубать каменные цветочки на фризах.

На счастье, она познакомилась на главном почтамте с кинооператором местной студии. Этот был молодой, но опытный. Наметанным глазом он определил, что у Кати фотогеничное лицо и что она вообще обладает талантом актрисы. Ее пригласили на пробы - сниматься в каком-то художественно-документальном фильме, рассказывающем о красотах Урала. Там две студентки-выпускницы должны совершать путешествие по родному краю и часто купаться на фоне красивых гор. Художественная комиссия нашла, что у Кати для этой роли подходящая фигура, и особенно ноги. В эту пору Катя носила пальто без пуговиц, придерживая левой рукой борта, точно так, как носят знаменитые актрисы свои роскошные манто. Но кто-то где-то не отпустил на этот фильм денег, а ее знакомый оператор влип в какую-то коллективку по общежитию. Их разбирали на бюро за лозунги, вывешенные в коридоре: "Перекуем мечи на ключи" и "Да здравствует Манолис Глезос почетный член нашего общежития!.." Оператора услали куда-то в Татарию, а Катя осталась без копейки в кармане, без работы, без жилья.

Тогда она махнула рукой на это искусство и завербовалась на Дальний Восток, на годичные курсы старших нормировщиков. Надо было иметь профессию, идти снова в институт не хватало ни сил, ни терпения... Хоть и горько было убедиться в бесплодности своих притязаний на артистический успех... Да ведь голод не тетка. Нужда заставит сопатого любить, как говаривал ее отец. И потом, еще не известно, что там ждет ее на Дальнем Востоке. Курсы она окончила успешно и попала на стройку в Тихую Гавань...

Она довольно быстро раскусила Синельникова - что он за тип и что ему надо от нее. Она уже испытала удовольствие - быть на положении полужены. С нее хватит! Ее больше устраивали геологи; они неожиданно приходили и уходили - ничего не обещали и с нее ничего не спрашивали. Она была почти счастлива - по крайней мере выбирала того, кого хотела. Осечка у нее произошла впервые в жизни - с Вороновым. И она ушла с его участка; ушла еще и потому, что работа сварщицы дурно сказывалась на лице и на руках и вообще оказалась вовсе не такой денежной, как об этом трепались.