Никита Александрович трубно захохотал, Завьялов криво усмехнулся.

– Ну и угостил ты меня, Леонид Семеныч, угостил.

– Кушайте на здоровье!

18

Дарья пришла в этот день пораньше с работы. Ее гнало нетерпение узнать - что было там, на допросе? Какие обвинения предъявили Ивану? Что грозит ему?

Но дома его не было, на столе лежала записка: "Ушел по вызову в райисполком".

"Ну, слава богу!
– подумала она.
– Если вызвали в райисполком, значит, не сажают". И на душе у нее отлегло.

Переодевшись в шелковый цветастый халат, она прошла на кухню и принялась чистить картошку. Иван придет голодный, да и сама проголодалась, или от волнения есть хочется. Замечала она за собой странную привычку как начнет волноваться, так ест, что под руку попадет.

В холодильнике лежала добрая половина свиного окорока, закопченного в бане, по-домашнему, - еще до ссоры с Иваном Завьялов привез, вместе с помидорами. Иван любил свиное сало с картошкой, прожаренной до красноты мелко нарезанными ломтиками, вроде лапши. Чтобы с хрустом!

Ах, как ей хотелось продлить это тревожное житие с ним, с блаженством и страхом пополам! Каждое утро, уходя на работу, она с тайным ужасом спрашивала себя мысленно: "А вдруг это была последняя ночка? Вечером вернусь - а его нет и не будет..."

В дверь кто-то постучал. Дарья вздрогнула: кого это нелегкая несет? Иван ушел с ключом.

– Кто там?
– спросила она с порога кухни.

– Даш, это я... Павел. Открой!

Она открыла дверь и спросила сердито:

– Ты зачем приехал?

– Пусти меня! Поговорить надо. Дело есть. Тебя касается и его...

Она вздрогнула, помедлила и уступила.

– Ладно, проходи.

В прихожей указала Боборыкину на вешалку.

– Раздевайся, раз вошел. Только имей в виду: лясы точить я с тобой не собираюсь. Выкладывай свое дело и сматывайся.

Боборыкин вошел в комнату, озираясь по сторонам - нет ли кого? Присел на диван, начал вкрадчиво:

– Даша, я прошу - выслушай спокойно и подумай.

– О чем ты?

– Я слышал, ты замуж выходишь... Хочешь расписаться...

– А тебе-то что?

– Я, кажется, мужем тебе доводился, - хмыкнул Боборыкин.

– Вот именно: доводился. И меня чуть не довел до точки.

– Вон как ты мое добро вспоминаешь. Другая спасибо сказала бы.

– За что?

– Хотя бы за квартиру, которую я тебе оставил.
– Он обвел руками вокруг себя.
– Неплохая квартирка.

Квартира и в самом деле была неплохой - двухкомнатная, в кирпичном доме, с широкими окнами, с коврами на стенах, с большим зеркальным сервантом.

– Квартира государственная. Мы ее вместе получали.

Боборыкин усмехнулся.

– Извините, счетоводам таких квартир не дают. Она была закреплена за предом райпотребсоюза. А председателем был вроде бы я.

– Какое это имеет значение теперь?

– А такое, что я добра тебе желаю и сделал много добра. Вот хоть эту квартиру переписал на тебя. А когда у нас жизнь не сложилась, уехал добровольно.

– Ты уехал добровольно? Не ври! Ты следы заметал. Разоблачений боялся, после того как тебя сняли.

– Каких разоблачений?

– Таких. Сколько вы через сельповские магазины неоприходованного меху распродали?

– Чего ты мелешь? Откуда ты это взяла?

– Оттуда. Серафим, наш фининспектор, рассказывал про эти махинации. Да я и сама кое-что теперь понимаю. Это я раньше была глупой, по молодости. А такие шашни, которые вел ты, не каждый поймет и раскусит.

– Это никем не доказано.

– Может, еще докажут. То-то вы и смотались вовремя. А мне сразу заливал, что едешь в тайгу на заработки, мол, приелись друг другу. Давай врозь поживем на отдалении. Авось соскучимся и все наладится. А сам прихватил с собой Маньку Лисицу из Синюхинского сельпо. И полгода с ней жил как с законной женой. И ее бросил. Думаешь, я про это не знаю? Подлец ты, Пашка, подлец!

– Насчет Маньки - это все наговоры. Пусть сперва докажут.

– Кому надо доказывать? Мне, что ли?

– Хотя бы. А может, зазря меня обвиняешь?

– Да господи! Живи, как хочешь. Не обвиняю я тебя. Да и что нас связывает? Семеро детей по лавкам? И документы наши чистые. И слава богу, что я с тобой развелась. И тогда обманывал меня - все тянул... И слава богу!

– Развелась... И вот тебе мой совет: не расписывайся с Чубатовым.

– Какое тебе дело? Все мстишь ему, что лес у тебя не купил?