— Моя мама готовит лучший медовый пирог, — бормочу я. — Это одно из последних блюд, которые я съел перед засадой.

— По чему еще ты скучаешь? — спрашивает она.

— По моему лучшему другу Мише и его сестре Тиане. Мои родители усыновили их, когда мы были маленькими, так что мы росли вместе. Я очень близок с Мишей.

— Раньше у меня была лучшая подруга, но она переехала, а после смерти родителей я потеряла с ней связь.

— Это отстой, — бормочу я. Затем серьезно говорю: — Кто-то вроде тебя никогда не должен быть одинок. Ты заслуживаешь идеальной жизни.

Эверли поворачивает голову, прижимаясь другой щекой к моей груди.

— Иногда я задаюсь вопросом, что я такого сделала, чтобы заслужить это.

— Ты ничего не сделала. — Я глажу ее спину. — Это все из-за меня.

— Ты не имеешь никакого отношения к смерти моих родителей, — шепчет она. — С тех пор как как их не стало, все пошло наперекосяк. Я надеялась, что эта поездка даст мне передышку, и я смогу понять, как жить без них.

А теперь, возможно, у нее не будет жизни, в которой она могла бы разобраться.

Разочарование и чувство бессилия наполняют мою грудь. Хотелось бы мне обладать силой десяти тысяч человек, чтобы я мог вытащить нас из этого ада и обеспечить ее безопасность.

Пребывание в темной комнате с Эверли приучило меня любить ее. Бороться с эмоциями невозможно, потому что наше адское заточение вынудило нас соединиться на таком уровне, о существовании которого я никогда не подозревал. Даже наше дыхание синхронизировано.

Эверли стала частью меня, как плоть, покрывающая мои кости.

Мой разум говорит мне, что все, что мы чувствуем, происходит из-за кошмара, который мы вынуждены переживать ежедневно, но мое сердце говорит мне, что я никогда не полюблю другую так, как люблю ее.

Наша любовь — нечто более глубокое… первобытное. Она стала единым целым с моей волей к выживанию.

— О чем думаешь? — Спрашивает Эверли.

— О том, как сильно я тебя люблю, — отвечаю я.

Неважно в каком я состоянии, ведь женщина в моих объятиях владеет каждым дюймом моего сердца.

Она трется щекой о мою грудь.

— Представь, что произойдет чудо, и мы волшебным образом перенесемся из этой комнаты в любую точку мира.

Усмешка растягивает мои губы.

— Хорошо.

— Ты пойдешь со мной и будешь жить нормальной жизнью или вернешься в Братву?

Блять.

Прежде чем я успеваю ей ответить, она добавляет:

— Помни, это выдумка. Что бы ты ни выбрал, никаких последствий не будет.

В темноте я беру ее за руку и переплетаю наши пальцы.

— В идеальном мире без последствий я бы выбрал Братву и тебя.

Дело не в том, что я не могу выбрать, а в том, что я хочу и то, и другое. Мне не придется отказываться от Миши и моей семьи, и мне не придется отпускать Эверли.

Когда звук шагов эхом разносится по коридору, мое тело напрягается. Сегодня не день еды, и еще слишком рано для нашего перерыва в туалет.

Ключи звенят, а мой желудок превращается в бетонный блок.

— Блять, — шепчу я, вскакивая на ноги. Когда Эверли тоже встает, я тяну ее за собой.

— Алек, — шипит она, страх и паника усиливаются в ее голосе.

Дверь открывается, и в комнату проникает свет. Мои глаза зажмуриваются, и проходит несколько секунд, прежде чем я снова могу их открыть.

— Пойдем, — приказывает Дарио.

Боже, помилуй нас.

Каждая клеточка моего тела хочет прижать Эверли к себе, но я знаю, что это было бы слишком большим риском.

Возможно, это все. Нам конец.

Или последняя пытка, которая сломит меня.

Пока мы идем к тому, что может стать нашей неминуемой смертью, Эверли прижимается к моей спине. Прямо перед тем, как мы входим в комнату пыток, ее пальцы касаются моей поясницы.

Будь сильной ради меня, моя маленькая любовь.

Мой взгляд останавливается на Винсенте, привязанном к деревянному стулу, и воздух со свистом покидает мои легкие. Моего брата замучили до неузнаваемости. У него нет уха, а возле босых ног валяются остатки зубов.

Его глаза заплыли и закрыты, а со спины содрана кожа.

Я не могу осознать увиденное и замираю на месте.

Пока я был лишен пищи и света, заперт в комнате, где из людей была только Эверли, Винсента пытали до полусмерти.