Наконец, не в силах больше бороться с собой, Каменский решил посетить монастырь. Он отпросился у командования, сославшись на необходимость разведки, и рано утром, едва забрезжил рассвет, отправился в путь.

Дорога была тяжелой и опасной. Вокруг шли бои, и Каменский не раз оказывался на волосок от гибели. Но мысль об Иоганне, о том, что он сможет увидеть ее, узнать, что она жива и здорова, давала ему силы двигаться дальше.

Чем ближе он подъезжал к монастырю, тем сильнее становилось его волнение. Он вспоминал их последнюю встречу, ее грустные глаза. Жива ли она? Что с ней случилось за это время? Вопросы роились в его голове, не давая ему сосредоточиться.

Наконец, из-за поворота показались знакомые стены монастыря. Сердце Каменского забилось чаще. Он подъехал к воротам и резко остановил лошадь. Тишина… Никаких признаков жизни. Неужели…

Он спрыгнул с лошади и бросился к воротам, с силой заколотив в них кулаком. Где-то в глубине монастыря послышался шорох. Затем — медленные, шаркающие шаги. Ворота со скрипом открылись…

На пороге появилась старая монахиня. Ее лицо, изборожденное морщинами, было бледным и усталым, глаза — полны невыразимой печали.

— Простите, мать… — начал Каменский, с трудом подбирая слова. — Я разыскиваю…

— Вижу, сын мой, вижу, — перебила его монахиня, вздохнув. — Война… она не щадит никого.

Она впустила его внутрь, и Каменский огляделся. Монастырь представлял собой печальное зрелище. Стены были покрыты трещинами, окна выбиты, а в главном зале зияла огромная дыра — след прямого попадания снаряда.

— Здесь… здесь попал снаряд, — рассказала монахиня, ее голос дрожал. — Многие сестры… включая нашу аббатису… погибли. Кто уцелел… разбежались. Мне… мне больше некуда идти.

Она присела на обломок скамьи, прикрыв лицо руками. Каменский почувствовал, как его сердце сжимается от боли и сострадания.

— А… а Иоганна? — спросил он, с замиранием сердца. — Вы… вы ничего не знаете о ней?

Монахиня медленно подняла голову и посмотрела на него пустыми, лишенными жизни глазами.

— Иоганна? — переспросила она, словно пытаясь вспомнить. — Я… я не помню. Здесь было так много… смерти… боли… Я… я не могу сказать.

Каменский почувствовал, как его последняя надежда гаснет. Он понимал, что монахиня, сама чудом уцелевшая в этом аду, просто не в состоянии ничего вспомнить. Война стерла из ее памяти все, кроме боли и ужаса.

Он еще раз оглядел разрушенный монастырь, и его охватило чувство безысходности. Где же ты, Иоганна? Жива ли ты? Эти вопросы без ответа жгли его душу, словно раскаленное железо.

Каменский вышел на улицу, вдохнув полной грудью прохладный воздух. Он нашел у стены монастыря большой, покрытый мхом камень и опустился на него, закрыв глаза.

Усталость, накопившаяся за долгие дни непрерывного волнения и тревоги, тяжелым грузом давила на плечи. Мысли путались, как клубки шерсти, отказывались подчиняться его воле. Зачем? Зачем он встретил тогда Иоганну? Этот вопрос, как заноза, сидел в его сознании, не давая покоя.

Он попытался отогнать от себя ее образ, но тщетно. Иоганна, словно призрак, преследовала его. Он видел ее лучистые глаза, слышал ее нежный смех, чувствовал прикосновение ее рук. Она была повсюду: в шелесте листьев, в пении птиц, в каждом луче заходящего солнца.

Каменский вспоминал их первую встречу, случайную и незабываемую. Он помнил волнение, захватившее его тогда, и тот странный огонек, который вспыхнул в его душе. Огонек, который со временем разгорелся в бушующее пламя, обжигающее и неугасимое. Даже сейчас, когда ее нет рядом, он чувствовал ее присутствие так же ярко, как и тогда, когда они были вместе.

Пошел дождь. Каменский медленно открыл глаза. Фигура, стоящая над ним, казалась призрачной, нереальной. Искаженное лицо, изуродованное злобной гримасой, грязные, спутавшиеся волосы, оборванная одежда… Но это была она. Иоганна. Без тени сомнения.

Сердце Каменского сжалось от радости. Жива! Несмотря на ее ужасающий вид, он испытал непреодолимое желание обнять ее, защитить. Он уже открыл рот, чтобы произнести ее имя, но вдруг острая, жгучая боль пронзила его грудь. Он инстинктивно посмотрел вниз и увидел, как темное пятно быстро расползается по его рубашке. Кровь. Густая, горячая кровь сочилась из раны прямо в сердце.

В глазах Иоганны он не увидел ни радости, ни сострадания. Лишь холодное, пустое равнодушие. Это был не тот взгляд, который он помнил. Это был взгляд чужого, враждебного человека.

Вопрос, немой, полный боли и недоумения, застыл в его глазах. Что случилось? Почему?

Он пытался спросить, но губы отказывались слушаться. Из горла вырвался лишь хриплый вздох. Силы окончательно покинули его. Мир вокруг начал расплываться, звуки приглушились, цвета померкли. Он умирал, так и не получив ответа на свой немой вопрос. Но последнее, что он увидел, — это ее лицо. Искаженное, чужое, но все же… ее. И в этом было какое-то горькое, извращенное утешение. Он умер, видя ее, пусть даже такой.