— Ну же, ну же… — шептала она, лихорадочно перелистывая страницы, — Надеюсь, ты сдохла наконец!

Слова, произнесенные сквозь зубы, прозвучали так жестоко и непримиримо, что у Каменского пробежал холодок по спине. Он резко повернулся к Иоганне, в его глазах мелькнуло беспокойство.

Наконец, лицо Иоганны, до этого бледное и безучастное, словно озарилось внутренним светом. Каменский, наблюдавший за ней с напряженным вниманием, заметил, как затряслись ее руки. Она нашла то, что искала.

— «Кто стрелял в графиню?» — прочла она вслух заголовок газетной статьи, и тут же раздался ее новый, пугающий смех. — Я стреляла!

Статья была длинной и многословной. Автор, видно наслаждаясь собственным слогом, подробно рассказывал историю графини фон Штольберг: как она получила наследство, как прибыла в Париж и покорила весь свет своей красотой и грацией. Иоганна, с каждым словом все больше раздражаясь, бегло просматривала текст, стремясь поскорее добраться до самого главного.

Наконец, она добралась до нужной части и начала читать вслух, смакуя каждое слово:

— "Ранним утром, когда графиня фон Штольберг выходила из отеля "Гранд", на нее было совершено покушение. Неизвестная женщина, одетая в темный плащ с капюшоном, скрывавшим ее лицо, внезапно окликнула графиню по имени. Когда та обернулась, женщина выстрелила из револьвера. Пуля попала графине в грудь. Покушение произошло на глазах у многочисленных свидетелей, однако преступнице удалось скрыться в толпе. По словам очевидцев, женщина была невысокого роста, худощавого телосложения. Полиция начала расследование, однако личность нападавшей пока не установлена…"

— Вот видишь, какой я у тебя меткий стрелок, Каменский, — злорадно проговорила Иоганна, обращаясь к своему невольному слушателю. — Попала!

Ее глаза горели фанатичным блеском. В них не было ни капли раскаяния, лишь холодное торжество и… безумие. Каменский с ужасом смотрел на нее, понимая, что перед ним уже не та женщина, которую он знал раньше. Перед ним была одержимая местью фурия, готовая на все, чтобы достичь своей цели.

Каменский нервно забарабанил пальцами по полированной поверхности подоконника, взгляд его блуждал по узорам персидского ковра, но мысли были далеко. Он прокручивал в голове их последние разговоры, каждое слово, каждую интонацию. И чем больше он думал, тем отчетливее проступала тревожная мысль, заноза, застрявшая в его сознании. Она больше не называла его по имени.

Алексей… Всего несколько букв, а сколько тепла, нежности, близости было в этом звуке, когда она произносила его раньше. Теперь же — только холодное, отстраненное “Каменский”. Словно невидимая стена выросла между ними, отделяя его, отталкивая.

Эта фамилия, брошенная как приказ, как упрек, резала слух, вызывала неприятное чувство фамильярности. Она звучала не как обращение к любимому мужчине, а как вызов, как демонстрация власти.

Он хотел возразить, хотел услышать свое имя с ее уст, хотел вернуть ту теплоту и близость, которые казались теперь такими далекими и недостижимыми. Но страх сковывал его волю, парализовал язык.

Он боялся ее.

Эта мысль, внезапная и горькая, ударила его с такой силой, что он невольно вздрогнул. Он, Алексей Каменский, человек, не знавший страха ни перед чем и ни перед кем, боялся женщины, которую… любил?

Боялся ее переменчивого настроения, ее внезапных вспышек ярости, ее ледяного взгляда, который мог заморозить душу. Он видел, как легко она переходила от ласковой нежности к безудержной ярости, и этот контраст пугал его больше всего.

Он ходил по тонкому льду, боясь сделать неверный шаг, боясь разбить хрупкую иллюзию их отношений. И этот страх, как яд, медленно отравлял его душу, разъедал его изнутри, превращая любовь в болезненную зависимость. Он был заложником собственных чувств, пленником ее непредсказуемого характера. И не видел выхода из этого плена.

Иоганна продолжала читать вслух статью из газеты, ее голос ровно и неторопливо заполнял комнату. Каменский, растянувшись в кресле напротив, казалось, ее не слушал. Он переключился на пляшущие языки пламени, и мысли витали где-то далеко, погруженные в собственные заботы.

Внезапно пронзительный, дикий вопль Иоганны разорвал тишину и вернул Каменского в реальность.

— Чтооо?! Как?! — кричала она, ее голос дрожал от непонятного ужаса.

Иоганна вскочила с места, ее глаза горели безумным огнем. Она стала яростно рвать газету, превращая ее в клочья бумаги, метаться по комнате, сшибая с полочек книги и вазы. Каменский в шоке наблюдал за этим приступом неконтролируемой ярости, не понимая, что могло вызвать такую внезапную перемену. Что же произошло? Какая новость так поразила Иоганну?

Он хотел было подбежать к ней, схватить в объятья, успокоить, но, увидев ее искаженное лицо и полные безумия глаза, испугался еще больше. В них не было ни искры разума, лишь пугающая пустота и нечеловеческая ярость.

— Помогите! — крикнул Каменский, бросаясь к двери. — Сюда! Быстрее!

В комнату ворвались трое слуг — крепкие, рослые парни. Но даже их объединенных усилий не хватало, чтобы сдержать беснующуюся Иоганну. Она вырывалась, царапалась, кусалась, круша все, что попадало ей под руку. Комната превратилась в поле битвы.