Так что, если обобщить, позиции нашего клана сейчас и на момент смены короля — небо и земля. Мы олицетворяли собой мощь королевства. Преданные и лояльные нам люди занимали сотни самых разных постов, не обязательно в структуре клана. Мы были прочно вплетены в экономику как всего королевства, так и герцогств с отдельными баронствами. Мы легко могли принудить к повиновению кого угодно, не прибегая к силе и угрозам. Могли карать, уничтожать, но также и возвышать. При этом не душили остальных, давали им зарабатывать и вести свои дела, если они совсем уж не наглели. За это всё нас боялись, ненавидели, но в то же время уважали и даже где-то благодарили. Герцоги приходили ко мне договариваться, и я не раз выступал арбитром в споре.

Это был мой сложный ответ на вопрос о власти. То, чего Дарий пока не понимал.

Но что-то я увлёкся. И правда старею, раз так много размышляю. Судя по тому, как спешит мой секретарь, опять что-то случилось, а судя по его лицу, в этом виноват один самоуверенный кузнец.

— Господин Фрост, — сказал я, входя в приёмную. — Нас с вами словно судьба связала.

— Господин, — поклонился мужчина. — Не знаю, что и сказать… Беда…

Мужик выглядел плохо. Бледный, трясущийся, стыдящийся и боящийся. Потребовалось время, чтобы он собрался с духом и озвучил свои обвинения.

Иван изнасиловал его дочь.

Н-да.

— Вы же понимаете, что это серьёзное обвинение? — спросил я.

— Конечно, господин… Но моя дочь…

— Я вас понимаю. У меня самого дочери, и, если бы кто-то поступил с ними плохо, я бы добился справедливости. Что именно случилось?

— Аня вчера пришла поздно вечером, мы волновались… — заговорил он, запинаясь. — Мы с женой увидели синяки, платье было разорвано. Аня вся в слезах, мы попытались выяснить, что случилось и… И она сказала, что во всём виноват ваш сын.

Сомневаюсь, что она сказала прямо так, но, видимо, от Фроста нормального ответа добиться не получится.

— Надо было прихватить дочь с собой, господин Фрост, — сказал я. — Если всё так, как вы говорите, ситуация тяжёлая для неё, но в столь сложном вопросе нам потребуется выслушать все стороны.

— Конечно, господин… Если нужно, я приведу её.

— Мой секретарь уже озаботился этим. Скоро девушку доставят сюда.

Скоро — в буквальном смысле. Фроста я принял не сразу. Пока он ждал, мои люди успели сходить за его дочерью, найти свидетелей, выяснить, чем занимался Иван и где он сам, а также составить общую картину произошедшего. Анну доставили пятнадцать минут назад, и Василиса успела её осмотреть.

Девушка действительно была вся в синяках.

Не прошло и минуты, как Анну привели в приёмную. При виде меня она залилась краской, опустила взгляд в пол и, казалось, забыла, как дышать.

— Тебя ведь зовут Анна? — спросил я.

— Д-да, господин.

— Твой отец утверждает, что тебя вчера изнасиловали, — не стал я тянуть. — Это правда?

— Что? — вскинулась она. — Нет! Никто меня не насиловал!

Говорила она искренне, и общая картина сложилась, но требовалось довести партию до конца.

— Не бойся, дитя. Тебе ничего не угрожает. Если с тобой обошлись плохо…

Девушка вспыхнула пуще прежнего, спрятал лицо в ладонях и заплакала.

— Каши мы так не сварим, — покачал я головой. — Ладно, тащите сюда Ивана.

Я не оговорился. Мой сын обнаружился в доме, в состоянии тяжёлого похмелья, поэтому сказать «вести» в отношении него — изрядно польстить. За то, что он так напился, я не осуждал. В некотором роде поддерживал. Друзей он себе в школе шиноби всё же нашёл. Характер не сказать, что сильно стал лучше, но определённая социализация произошла. Бухал сын не один, в компании товарищей, перед новым учебным годом, и их можно понять. Следующий год дрючить их будут особо изощрённо, и покутить перед этим — в рамках традиций. Кутили из нового поколения не они одни так. А про то, какие эпичные попойки устраивали сыновья Гатса, и вовсе промолчу. На их фоне Иван спокойно время провёл.

— Что опять? — проворчал он недовольно, зайдя внутрь.

Зашёл, почесал макушку, дыхнул перегаром, уставился на Фроста, но не узнал. Уставился на девушку, нахмурился и тоже не узнал. Ну да, она лицо руками спрятала, его реакция ни о чём не говорит.

— Тебя тут в изнасиловании обвиняют, — сказал я.

— Серьёзно? — удивился Иван. — Кого? Её или его? — кивнул он на Фроста.

— Шутник, — ответил я без улыбки. — Девушку припоминаешь?

— Нет, — уверенно ответил он.

Та убрала ладони и уставилась на него с такой смертельной обидой, что просто ух.

— А, ты, — ответил он куда менее уверенно. — Это тебя, что ль, я изнасиловал?

— Да не насиловал ты меня! Козёл!

Последнее она выдала неожиданно для всех участников. Для себя — в первую очередь. Одновременно и устыдилась, и испугалась. Того и гляди, в обморок грохнется.

— Так, — протянул Иван недобро, — ее знаю, что тут за бред происходит, но никого я не насиловал. Скакала ты вчера на мне по доброй воле! И расплатился я с тобой сполна!

— Ты мне свои серьги, как шлюхе, бросил!