Встав со скамейки, Адриана протянула руку.

– Глассада [123] , мадемуазель?

Панайота, подражая тем кокоткам у «Кремера», захлопала густыми ресницами:

– Avec plaisir! [124]

Провожаемые взглядами куривших кальян мужчин из кофейни, девушки взялись за руки, пересекли площадь и направились дальше, в сторону набережной.

Повитуха Мелине, спавшая на узкой кровати в комнате над пекарней Берберянов, резко распахнула глаза. Сначала она не могла понять, где находится. Часто моргая спросонья, огляделась: кроме нее, в комнате никого не было. Сама комната напоминала коробку: низкий потолок, маленькие окна, на стенах кремовые обои в цветочек. На полу у кровати, на бордово-синем круглом узорчатом ковре, Мелине увидела красную деревянную лошадку ее внука Нишана. Ах, точно, она дома у Хайгухи, ее свахи и свекрови ее дочери. В деревянном здании было жарко, как в бане. Казалось, что стены пышут пламенем.

Снаружи раздавался гомон толпы. Так шумно бывало, когда в порту не могли что-то поделить матросы и носильщики. Интересно, который час? Ночью она принимала роды у той сельчанки на набережной, уснула лишь с первыми лучами и только теперь вот проснулась. Где ее дочь, зять и внуки?

Закрыв глаза, Мелине прислушалась к звукам с набережной. Уловив знакомый шум моторов рыбацких лодок и детский смех, она успокоилась. Раз дети смеются, значит, жизнь продолжается. Из соседней таверны доносилась веселая песня. Кто-то басом приказывал солдатам поторапливаться. Должно быть, отплывал еще один корабль.

Мелине со стоном вздохнула и укуталась в одеяло. Прошли уже годы, когда она легко могла не спать ночами. Теперь она чувствовала слабость, вставать и приниматься за дела ей не хотелось. И она опять видела все тот же сон.

В надежде распрощаться с воспоминаниями о том, что случилось ровно в этот день семнадцать лет назад, Мелине, откинувшись на подушку, позволила прошлому пронестись перед глазами.

С ребенком Эдит на руках она прибыла в Смирну еще до рассвета. Въехав в город, спешилась с осла у газовой фабрики и сунула пожилому крестьянину, хозяину животины, несколько монет. Затем быстрым шагом прошла мимо греческого кладбища в районе Дарагаджи, мимо стен вокзала и добралась до родильного дома Грейс. Она могла бы незаметно оставить ребенка здесь, постучать в дверь и убежать. Грейс была женщиной добросердечной и опытной, она бы обязательно сумела найти для младенца хорошую семью. А может, оставить во дворе соседней англиканской церкви?

Нет, надо найти место, никак не связанное с левантийцами. Нельзя было, чтобы хоть что-то навело на мысль, что этот ребенок имеет отношение к Ламаркам. Самым лучшим выбором был греческий детский приют на углу улицы Хаджи Франгу. Там у ребенка шанс оказаться в хорошей семье, конечно, намного меньше, но Мелине не хотела подвергать опасности жизнь своих дочерей.

Миновав церковь Святого Иоанна, она повернула налево. Дувший с моря соленый ветер колко коснулся кожи, воздух был влажным. Младенец в одеяльце заходился криком. В отчаянии Мелине сунула ему в рот большой палец.

– Смилуйся, Господи, над этой несчастной душой. Пресвятая Дева Мария, молю тебя, пусть этого ребенка сразу подберут и отдадут кормилице. Прошу, укажи мне путь, не оставляй нас!

Толкнув железную калитку приюта, Мелине, словно воровка, проскользнула внутрь темного дворика. Близился рассвет. Проснулись воробьи и теперь сидели рядами на бельевых веревках, где сохли рваные простыни. За сломанным трехколесным велосипедом притаились две кошки, наблюдавшие за крысой. Все трое замерли в ожидании, пока кто-нибудь из них шевельнется. Земля под каштаном была мягкая. Там-то она и оставит несчастную кроху. Как раз напротив двери. Может, они услышат крик ребенка и проснутся. Но доживет ли ребенок до этого? Положив завернутую в желтое одеяльце малышку на землю, Мелине перекрестила ее черноволосую головку.

– Прости, Господи, немощную рабу свою. Я мать, я защищаю своих детей. Прости мне грехи мои. Не дай умереть этой крохе. На Тебя уповаю, Господи. Аминь.

Спешно перекрестив ребенка три раза, Мелине выбежала из дворика на улицу. Ребенок, оторванный от теплой груди, закричал что есть сил. Мелине сделала вдох, укрыла голову накидкой и огляделась по сторонам. Нет, ее никто не видел. Она завернула за угол. Крик младенца, словно звон колокольчика, эхом отскакивал от домов. До чего же сильная малышка! Как упорно она цепляется за жизнь! Скоро кто-нибудь в приюте проснется и унесет ее внутрь. Господь оберегает и хранит невинные души. Он не заберет жизнь этой девочки.

Проходя мимо Французской больницы, где она работала, Мелине еще плотнее завернулась в накидку. Хотя сиреневый предутренний свет уже тонко прорезал сумерки за крепостью Кадифекале, она все же решила в столь ранний час не петлять безлюдными извилистыми переулками по районам Святого Димитрия и Святой Екатерины, а спуститься вместо этого на прямую широкую улицу Трасса. Возможно, ей попадется ранний экипаж и она доберется домой до восхода. А потом заживет как раньше. Встретит новый день чашечкой кофе, разбудит дочерей, приготовит им завтрак. Мелине коснулась мешочка на шее. Теперь-то она сама отсчитает Махмуду-аге долг своего неудачливого мужа, монету за монетой.