Женщина показалась Панайоте похожей на мать Эльпиники. Она потянула Катину за руку:

– Мама, постой, это же, кажется, кирья Рея!

Катина не остановилась.

– Не до того сейчас, кори му, идем.

Миниатюрная Катина внезапно превратилась в разъяренного быка. Задрав подбородок, она упорно шла все дальше вглубь кладбища и с нечеловеческой силой тащила за собой Панайоту.

Эльпиника сбежала со своим возлюбленным-офицером в Афины, задолго до всего этого кошмара. Как только выяснилось, что она беременна, офицер первым же пароходом забрал ее с собой в Грецию, после чего мать ее обошла все улицы их квартала, объявляя во всеуслышание, что Эльпиника ей больше не дочь. Привлеченные звуком колокольчика, который кирья Рея вручила Афруле, младшей сестре Эльпиники, и которым девочка размахивала, точно глашатай, женщины выглядывали из окон; услышав, в чем дело, они цокали языком, якобы поддерживая кирью Рею, хотя и знали прекрасно, что вот только родится ребенок и она непременно простит дочь.

Если Эльпиника была в Афинах, так значит, кирья Рея плакала об Афруле? Это над ней надругались солдаты? Но ведь ей еще и четырнадцати нет! Панайота ускорила шаг.

Выйдя на другой конец кладбища, рядом с улицей Паралы-Кёпрю, они остановились. На могиле слева от них рожала женщина, а остальные, чтобы нагреть воды, разводили костер, используя вместо дерева кости. Турецкие мальчишки родом с Крита продавали воду и масло по грабительским ценам. У некоторых в лотках лежали фотографии Мустафы Кемаля и маленькие турецкие флажки, которые можно было прицепить к воротнику. Бродя между мраморными надгробиями, статуями и крестами, они кричали во всю глотку: «Покупайте, покупайте! Хотите фотографию, хотите флажок! Прикрепите на воротник – и никто вас не тронет! Спасайте свои жизни, покупайте!»

Мимико Цыган оглядывался по сторонам, присматривался к статуям, вчитывался в имена на надгробиях, смотрел на ветви кипарисов и на гравии под ногами, а затем он отсчитал третью справа могилу, подбежал к ней и опустился на колени. Сестры-близняшки Адрианы, как заведенные куклы, пошли вслед за отцом. Когда Мимико поднялся, на лице его сияла торжествующая улыбка. В руках он держал две лопаты.

– Слава богу, где оставил, там и лежат!

Близняшки обхватили своими ручонками длинные ноги отца.

– Сюда мы спрячем моих младшеньких. А вон там есть кинотафио, общая могила, где уже только кости хоронят. Вот в ней-то мы старших и пристроим. Никому и в голову не придет туда сунуться. Ну-ка, ребята, подсобите, давайте поднимем эту плиту.

Сыновья Мимико подбежали к отцу, пытавшемуся сдвинуть тяжелое мраморное надгробие. Панайота с Адрианой испуганно переглянулись. Катина прошептала Акису:

– Наверняка найдется еще одна пустая могила. А то как мы закопаем дочку прямо в землю? Да еще посреди всех этих костей? Давай немного поищем.

Но Акис в ответ прорычал:

– Мы что, женщина, на рынке, что ли? Разве ты не видишь, у каждого креста уже по несколько семей сгрудилось?

Действительно, повсюду слышны были вопли и шум драки. Обнаружив, что принадлежащая их семье могила уже занята другими, люди вышвыривали оттуда чужих дочерей и сажали своих собственных. Девятнадцать внучек одной бабушки кулаками отвоевывали друг у друга место в ее могиле.

Вытирая подолом рубашки выступивший на лбу пот, Мимико произнес:

– Кирья Катина, вот за этими кустами есть участок, выделенный под кинотафио. Поверьте мне, места безопасней не найти. Даже если они осмелятся сунуться на кладбище, посмотреть там им и в голову не придет.

Прикрыв спрятавшихся в могиле девочек каменной плитой, Мимико с Акисом взялись за лопаты. А женщины полезли в заросли нарвать травы и лавровых листьев: чтобы девушки не задохнулись, яму завалят не полностью, и оставленное отверстие надо будет чем-то прикрыть. Катина ни на секунду не отпускала ладонь Панайоты. Из-под земли один за другим показывались мешки, наполненные костями, и у Адрианы застучали зубы. Ледяной ладонью она взяла Панайоту за вторую руку и прошептала ей на ухо:

– Помнишь, когда были маленькие, мы закапывались в песок на пляже у бань Дианы? Вот и это то же самое.

Выкопав яму достаточных размеров, чтобы в нее поместилось две девушки, Мимико с Акисом помогли им спуститься.

– Лучше повернитесь друг к другу лицом, – сказал Мимико. – И держите руки у подбородка, чтобы в случае чего вы смогли сами выбраться.

Девочки лежали на дне ямы, как близнецы в чреве матери. Колени они подтянули к груди, а руки, как подсказал им Мимико, сцепили под подбородком, словно в молитве. Мужчины начали лопата за лопатой засыпать яму землей, а София с Катиной, стоя на коленях, прикрыли лица дочерей платочками и трижды перекрестили. Чтобы не заплакать, Катина прикусила губу. Панайота остро чувствовала внутри себя печаль матери, как всегда ей хотелось успокоить ее и утешить, и это желание было сильнее ее собственного страха. Ее губы зашевелились под платочком:

– Мамочка, не переживай. Нас здесь никто не найдет. К тому же нас двое. Если заскучаем, сможем друг с другом разговаривать.

Катина глубоко, с горечью вздохнула и помолила Господа, чтобы Он помиловал своей благодатью это добросердечное создание. Ветер доносил до них смрад горящего дерева, плавящегося металла и паленой плоти, кипарисы раскачивались в темноте, перешептывались между собой, точно пытаясь понять, что это за зловоние.

Со стороны улицы слышались женские вопли. Яму спешно засыпали, а продух прикрыли всякими ветками и лавровыми листьями. Мешки с костями, вытащенные из места упокоения, разбросали подальше от ямы.