– Нам нельзя здесь стоять: слишком подозрительно, – сказал Мимико. – Давайте отойдем вон туда.

– Никуда я не пойду!

– Кирья Катина, если мы хотим спасти наших дочерей, нам надо смешаться с толпой.

– Нет! Ни за что! Охи! Вы идите, смешивайтесь сколько хотите. А я останусь тут стеречь мою доченьку.

– Катина му, да разве же, увидев тебя здесь, эти мерзавцы не смекнут сразу, в чем дело, или, думаешь, на тебя саму не позарятся? Аде, эла. Отойдем за эти заросли. А оттуда уж не спустим с ямы глаз. Ну, идем.

Они силой вытащили Катину из вересковых зарослей и отвели в сторону. Рухнув на мраморную плиту чьей-то могилы, она зарыдала. София, с младшей дочкой Ирини на руках, присела рядом и успокаивающе сжала ее плечо. Повсюду рыдали, стонали, убивались женщины, поэтому до них двоих никому не было никакого дела. Все молили Господа, Пресвятую Богородицу, ангелов и святых защитить их дочерей.

Вдруг откуда-то из передней части кладбища донесся вопль:

– Пожар дошел до газовой фабрики! Загорелась газовая фабрика! Того и гляди рванет! Мы все сгорим заживо!

Лежащая в темноте под землей Панайота вздрогнула. Листья и трава, закрывавшие оставленный продух, ужасно щекотали ей шею. Сквозь белый, пахнущий мастикой платок, которым мать укрыла ее лицо, она пыталась разглядеть Адриану. Вопли становились все пронзительнее, стоны рожениц смешивались с криками бегущих женщин. Слышался скрежет сдвигаемых надгробий, спрятанных под ними девочек снова вытаскивали из могил, и все вокруг устремлялись прочь с кладбища.

Газовая фабрика находилась всего в одной улице отсюда. Панайота принялась скрести руками землю. Попыталась было пошевелить ногами, но земля окутывала их неподъемным одеялом. Вдруг ее охватила паника. Как же им выбраться? А что, если фабрика взлетит на воздух и пожар доберется до кладбища? Да они же задохнутся здесь! Стянув с лица платок, она прокричала сквозь листья:

– Адриана, нам надо выбираться. Аде, шевели руками и ногами – попробуем прорыть себе выход. Адриана, м'акус? Ты слышишь меня?

Подруги заворочались в своей устланной травой яме, как черви. Грязь и листья липли на их взмокшие лбы и шеи. Весь мир навалился на них тяжелым кошмаром, не давая шевельнуться. Позабыв о том, что вообще-то прячутся, они стонали от бесполезных усилий, плакали и выли по-звериному, но в царившем на кладбище гвалте их голоса никто даже не услышал.

Неподалеку Мимико пытался успокоить Катину, совсем потерявшую голову от волнения.

– Кирья Катина, пожар очень далеко. А даже если и пойдет в эту сторону, то уж через железную дорогу ему не перебраться. Вон она, труба газовой фабрики, отсюда виднеется. И где там огонь? А нету там никакого огня. Люди просто-напросто в панике, вот им и чудится всякое. Поверьте мне, это самое безопасное место. И для нас, и для наших дочек.

Но Катина ничего и слышать больше не хотела. Она схватила лопату, оставленную Мимико у могилы, и угрожающе наставила ее на Акиса, который рванулся было к жене.

– Только подойдите – и от вас останется меньше, чем от этих сгнивших трупов. Каталавенете? [142]

Никогда прежде Акис не видел Катину такой. Он полез в заросли следом за ней.

– Пожар, пожар! Сейчас все сгорим заживо! Кегомасте! [143]

Катина раскопала яму. Адриана с Панайотой, пошатываясь, поднялись на ноги. Люди неудержимой волной хлынули мимо них в сторону стадиона.

– Беги, Панайота! Беги, кори му!

Обернувшись, Панайота окинула взглядом все прибывающий людской поток, высматривая родителей. Катина ростом была низенькая, а вот Акис со своей мощной статью всегда выделялся в любой толпе. Девушка остановилась, и кто-то врезался ей в спину – она отлетела к стене, шедшей вдоль железнодорожного пути, и упала. Юбка порвалась, колено было разодрано до крови. Панайота попыталась встать. Люди огибали ее справа и слева, некоторые и сами, не заметив ее на пути, спотыкались и падали лицом вниз, а находились и те, кто просто наступал на ее ноги, руки, юбку и, не обращая внимания, мчался дальше.

Когда, придерживаясь за стену, она наконец поднялась, то снова услышала голос матери, который с каждой секундой становился тише и слабее:

– Беги, Панайота му, беги, кори му! Беги к морю!

Людской поток, извивавшийся, точно змея, у вокзала на мгновение замер. На лежащие впереди узкие улочки с рядами домов опустилось черное облако. Ничего не разглядеть. Куда же бежать? Прямо перед Панайотой тянулся проспект Бурнабад – туда-то она и направилась. Где-то вдалеке гудел пожар. На пересекавших проспект улочках один за другим рушились дома, обваливались церкви, столпы искр поднимались в небо – вот только было не разобрать, далеко ли это или близко. Группа людей пробежала мимо нее, завернула на улицу Васили и исчезла в направлении квартала, где жила Панайота. Ни Адрианы, ни родителей нигде не было видно. Оставалось лишь надеяться, что они снова встретятся на набережной.