Шрифт:
И вместе с этим, к удивлению Эдит, на набережной шла привычная для нее жизнь. Прогуливались дамы с разноцветными парасолями, из кафе доносилась музыка, в пивных за выставленными на улице столиками сидели американские матросы, не имевшие ни малейшего представления, с какой миссией они здесь находятся, и, раскрыв рты, смотрели на проходящих мимо девушек и женщин.
В тот вечер Эдит и Авинаш собирались посмотреть новый фильм, который показывали в «Театр-де-Смирне». Судя по собравшейся у кассы толпе, кинотеатр работал по-прежнему. Однако Эдит, испытывая новое для нее чувство ответственности, решила, что в кино она не пойдет, так как не сможет бросить людей, ютившихся у нее в саду.
Они с Авинашем сидели за круглым столиком у кафе «Иви», наслаждаясь теплой, солнечной сентябрьской погодой. Авинаш выглядел уставшим. Эдит подумала, что прошлой ночью он, скорее всего, не спал. Должно быть, в кабинетах консульства, где располагаются разведчики, дел у всех по горло. Он заказал картофельный салат и пиво и теперь молча жевал, делая долгие паузы, перед тем как отправить очередную порцию салата себе в рот. Эдит видела, что ему трудно сосредоточиться, но все равно не могла удержаться от рассказа о беженцах в ее саду и разговорах с ними. Она ела жареные сардины, не разделывая их – отправляла в рот целиком, и возбужденно говорила:
– Я столько детей за всю жизнь на руках не держала. Если бы кто сказал, я бы не поверила, Авинаш! Мы с Зои даже подмывали их водой из колодца. Но и это не все! Одному несчастному юноше отрезало ногу ржавым железом, врач ему перевязку делал, а я помогала. А потом доктор Арнотт знаешь что сказал? «Дальше вы сами справитесь, мадемуазель Ламарк!» Мы с парой женщин промывали раны, а потом я их бинтовала. Я стала прямо-таки настоящей медсестрой, mon cher!
Авинаш смотрел в темные глаза любимой, горевшие тем же огнем, что и в юности, на кудри, обрамлявшие румяное лицо. Затем шепотом, словно боялся напугать, сказал:
– Эдит, милая, обстановка тяжелая…
– Да уж, я вижу, – Эдит махнула рукой в сторону солдат, поднимавшихся на корабли.
– Это лишь верхушка айсберга. Мы думаем, что грядет настоящая катастрофа… В докладах моих коллег нет ничего обнадеживающего. Бывший американский посол, живущий в Стамбуле, полагает, что турки, захватив Смирну, могут отпраздновать победу массовой резней. Он отправил в консульство телеграмму, в ней говорится о том, что британские генералы должны срочно принять меры, чтобы защитить христианское население.
– А ваши что говорят? Например, твой пьянчуга-начальник Максимилиан Ллойд?
Авинаш грустно покачал головой. Эдит до сих пор не забыла, как много лет назад глава секретной службы приставал к ней на одном из обедов Джульетты.
– Наши могли бы прислушаться к Моргентау [114] , который тоже допускает резню, но они, похоже, не хотят этого делать.
Эдит удивилась.
– Насколько я знаю, все консульства официально заявляли, что христианское население Смирны будет под полной защитой союзников. Кто-то из ваших адмиралов – не помню, как зовут, у него еще имя такое вычурное, – пообещал это в газете. Только американцы никаких обещаний не давали. Или я неправильно помню? Не подскажешь, как звали того адмирала?
114
Генри Моргентау-старший (1856–1946) – американский дипломат, посол США в Османской империи в 1913–1916 годах.
Авинаш вздохнул.
– Сэр Осмонд де Бовуар Брок. Однако сейчас…
– Ха-ха-ха, до чего помпезное имя, и неужто пустослов? Не тревожься, любимый. Я утром читала свежую газету. Там было написано, что Мустафа Кемаль расстреляет любого солдата, который посмеет тронуть жителей Смирны. Раз не веришь Броку, поверь Кемалю-паше. Ничего с нами не случится. Посмотри сюда, – Эдит махнула вилкой в сторону моря. – Я тут подсчитала, в заливе стоит девятнадцать броненосцев. Посмотри-ка, еще один идет… Чье это судно?
Авинаш, сощурив глаза, цветом напоминавшие Эдит конфеты «кофе с молоком», посмотрел на корабль, входивший в залив.
– Похоже, эсминец «Литчфилд». Американский. Неужели к нам пожаловал адмирал Бристоль?
Помолчав, он повернулся к Эдит.
– И все же, говорю тебе…
Эдит знала, что он скажет, и ограничилась кивком, поскольку сидела с полным ртом. Шеф-повар «Иви» творил чудеса: сардины так и таяли во рту. Проглотив, Эдит заговорила:
– Я никуда не поеду, Авинаш. Даже не начинай. Не буду же я метаться туда-обратно, когда у меня в саду толпа несчастных. Я так не могу.
Авинаш вытер рот льняной салфеткой. Он знал, что с Эдит спорить бесполезно.
– Я этого и не говорил. Оставайся, я не возражаю. Я ведь тоже буду здесь. А беспокоюсь я не за тебя, а за твою мать.
Эдит, оторвавшись от огромной кружки пива, вскинула брови. Над ее алыми губами налипли пенные усы.
– А с чего ты о ней беспокоишься?
– Не знаю, слышала ли ты, что в Бурнабате все англичане покинули свои особняки. Некоторые из них укрылись на «Талии», британском корабле-госпитале, другие уехали в свои зимние дома в Смирне.