— Конечно, нет. Мы просто друзья. Почему ты спрашиваешь?

Она пожала плечами.

— Он часто бывает здесь, с тех пор как мы вернулись. Я вижу, как вы всё время разговариваете.

— Ах вот оно что. Ну, он здесь уже много лет. Ты, наверное, просто не замечала. — Я сделала паузу. — Мы просто узнаём друг друга получше, вот и всё. У нас много общего.

— Я не знала, что у него была жена. — Она играла с ниткой, торчащей из покрывала. — Он изменял ей, как папа изменял тебе?

— Нет! Их развод совсем не похож на наш с папой. Они просто… — я замялась, — отдалились друг от друга.

— Когда это было?

— Думаю, в начале этого года.

Она задумалась.

— Значит, ты не встречаешься с ним?

— Нет, Уитни. Я не встречаюсь с ним. Мы просто друзья.

В глубине души я слышала свои же слова, повисшие в воздухе: Ты солгала мне. Ты скрыла это от меня. Хотелось бы, чтобы ты просто пришла и честно рассказала.

Но я ведь не лгала ей, правда? Я не встречаюсь с Генри. Встречаться — это ходить вместе в кино, рестораны или на концерты. Мы с Генри держались коридоров, ванн и подвалов. Это точно не свидания. Это было чем-то другим: двое людей, помогающих друг другу пережить трудные времена, делая жизнь немного менее одинокой и подтверждая, что их самые глубокие комплексы — это не истина.

Но когда я обняла Уитни на ночь и вышла из её комнаты, у меня в животе начал завязываться узел.

Этот узел продолжал затягиваться, становясь всё сложнее, пока я загружала кружки в посудомоечную машину, говорила спокойной ночи родителям и отправляла Китона спать. Когда он надел пижаму и почистил зубы, я выключила свет в его комнате и села на край его кровати.

— Тебе понравился сегодняшний вечер? — спросила я, убирая волосы с его лица.

— Да. Мистер ДеСантис крутой. Я правда смогу пойти в его боксерский зал?

— Конечно. — Я взглянула на тумбочку, которую на днях опустошила, ничего не сказав Китону. Если я открою её сейчас, что я там найду? — Думаю, физическая активность пойдёт тебе на пользу. Особенно после праздников. Мы все едим слишком много сладкого.

Он ничего не ответил. Я заставила себя быть храброй.

— Это было очень тяжело, правда? Первое Рождество без папы. Всё кажется странным.

— Да.

— Знаешь, иногда, когда нам тяжело или странно, мы делаем что-то, чтобы почувствовать себя лучше. Например, едим печенье или чипсы. Но это не помогает, потому что нельзя… съесть свои плохие чувства.

— Ты так делаешь? Ешь, когда тебе плохо?

— Иногда.

— Например, когда?

— Когда мне грустно.

Он замолчал.

— Я так делаю, когда злюсь на папу.

Облегчение от того, что он наконец это сказал, наполнило меня. Я глубоко вздохнула и продолжила гладить его волосы.

— Я понимаю.

— Но это не помогает.

У меня перехватило горло, и я с трудом сглотнула.

— Нет, не помогает, правда? Но знаешь что?

— Что?

— Думаю, бокс поможет. А когда ты начнёшь ходить в школу, новые друзья тоже помогут. И мне точно понадобится твоя помощь, чтобы выбрать дом.

— И собаку? — спросил он с надеждой.

Я хмыкнула, чувствуя, как слёзы подступают к глазам, но улыбнулась.

— Может быть, собаку. Посмотрим, ладно?

— Ладно.

— А знаешь, что ещё может помочь?

— Что?

— Разговаривать с кем-то о том, что ты чувствуешь. Тётя Фрэнни дала мне номер консультанта, и я запишу тебя и твою сестру после того, как мы вернёмся с лыж.

— Ладно.

Я наклонилась и поцеловала его в макушку.

— Увидимся утром.

— Спокойной ночи.

В своей комнате я закрыла дверь и рухнула лицом вниз на кровать. Мне хотелось верить, что я заработала сегодня хотя бы четвёрку с плюсом как родитель. Но я чувствовала себя отвратительно за то, что так нагло солгала Уитни. Я прекрасно понимала её страхи.

Но быть с Генри — это была единственная вещь, которую я делала для себя. Разве я не заслужила начать новый год с чем-то, что меня радует? С маленькой надеждой, что, возможно, мне больше не придётся постоянно чувствовать себя такой чёртовски одинокой?

Надежда — это то, чего ты не можешь себе позволить, — насмешливо произнёс внутренний голос. — Куда, по-твоему, это с Генри может привести? Как долго ты думаешь, он будет тобой интересоваться? Ты должна остановиться сейчас, пока ещё можешь. Ради себя. Ради детей.

— Заткнись, — сказала я в подушку. — Просто заткнись.

Может быть, голос был прав, и мне действительно следовало остановиться. Но, как ребёнок, я не хотела.

Просто не хотела, чёрт возьми.