Тогда я еще не могла назвать это, теперь уже могу, потому что знаю.

Сразу после завтрака я вернулась домой, пообещав себе, что каждый день буду постепенно, одну за другой, приводить комнаты моего дома в пригодное для жизни состояние.

– Зачем тебе столько комнат? – спросила мама, когда я позвонила ей на обратном пути. – И когда мы наконец сможем увидеть твой дом?

– Я вас столько раз приглашала!

– Да, но у нас постоянные дежурства. Если не одно, то другое… Вообще-то ты права, дочка, мы слишком зациклены на работе.

– Определенно. Мама, я приберусь, устрою вам прекрасную гостевую комнату, и вы приедете. Планируй отпуск на лето.

– А с этим… с этим Шимоном ты видишься?

– Да, встречаемся иногда.

– Но вы как, просто встречаетесь или «встречаетесь»?

– Мама!

– Ну ладно, я ни о чем больше не спрашиваю.

Придя домой, я принялась выбрасывать мусор. За несколько дней до этого я заказала контейнер, чтобы все спокойно туда загрузить. Конечно, я могла заказать и уборщицу, но считала, что должна все сделать сама. Я была уверена, что дом скрывает от меня какие-то секреты.

Руда Пабьяницкая, тридцатые годы

Свадьба прошла тихо. Анне и Хенрику не был нужен шепоток любопытных зевак за их спинами. Наверняка пошли бы сплетни. И про то, что тело Клары еще не остыло, а он уже новую подцепил, и про то, что Анна клюнула на имущество Хенрика. Потому что все женщины такие.

А потому все было так: в один из поздних вечеров они просто зашли в костел Святого Иосифа и поклялись друг другу в вечной верности. Венчание провел ксендз Левандович. Хенрик знал его с тех самых пор, как только стал прихожанином рудского прихода. Он помог священнику разбить фруктовый сад у деревянного домика на улице Костельной. Впрочем, не ожидал, что деревья приживутся здесь – очень уж заболоченные были там земли. И хоть Хенрик не сулил саду светлого будущего, но со священником во время совместной работы очень сдружился.

Новый храм только строился, и пока все было сосредоточено в маленькой часовенке. Они могли обращаться к Богу в любом месте и не нуждались в каком-то особо чудесном интерьере и величественном соборе. В благодарность за проведенный обряд венчания Хенрик пожертвовал будущему собору прекрасную купель для крещения. Он надеялся, что когда-нибудь ею воспользуются его дети и внуки.

Анна шла под венец в скромном белом платье. Она сшила его за несколько дней из ткани, купленной Хенриком где-то в Лодзи. Судя по всему, ткань была заграничной. Платье отличалось от того, которое она шила для панны Мюллер, – на нем не было множества оборок, украшений. Но взгляд Хенрика говорил ей: в этом платье она самая красивая.

– Объявляю вас мужем и женой, – разнеслось торжественным эхом по часовне.

Не было в этом мире никого счастливее Анны. Она шла прижавшись к мужу.

У Хенрика – у одного из немногих в Руде Пабьяницкой – был автомобиль. Заболев, он уж и не надеялся, что когда-нибудь еще будет ездить на нем, но теперь он вернулся к жизни. Свадьба дала повод проехаться в машине, которой он давно не пользовался.

Они прибыли домой, поужинали, посидели в креслах перед камином, обсуждая планы на будущее, а затем пошли к брачному ложу – навстречу первой брачной ночи.

Анна долго не могла заснуть. Она не привыкла, что с ней рядом кто-то спит. Она всегда спала одна. Анна старалась не шевелиться и не дышать слишком громко, чтобы не разбудить Хенрика. Двуспальная кровать казалась ей слишком узкой. Она все время чувствовала тепло спящего мужа, его дыхание. Анна робко рассматривала его: черты его лица, темные волосы на груди. Он нравился ей. Он больше ничем не напоминал того грязного, больного, заросшего человека, с которым она не так давно познакомилась. Она понимала, что, может быть, все это слишком быстро, но знала также, что одно дело, когда ты проводишь с кем-то целые дни и ночи, и совсем другое, когда приглашают на часовую прогулку по рудскому лесу. Одно дело, когда знаешь, что человек одевается для тебя и пытается вести себя как можно лучше, когда проводит время с тобой, и совсем другое, когда ты узнаешь человека в худшие моменты его жизни.

Зачем тогда ждать?

Незачем.

Хенрик перевернулся на другой бок и обнял Анну.

Она улыбнулась при мысли о том, насколько благосклонна была к ней судьба: моментальное решение укрыться в этом доме на улице Жеромского – и ее жизнь пошла иным путем. Если бы ее тогда догнал Куба Ржепецкий, она наверняка была бы сейчас совсем в другом месте. Каждое утро и вечер она благодарила Бога за то, что направил ее шаги к вилле Дворака.

Хенрик проснулся. Он заметил, что Анна на него смотрит.

– Не спится? – спросил он.

– Не спится, – призналась она. – Я все размышляю над зигзагами судьбы. Что худшие моменты в жизни даются человеку для того, чтобы в нем родилась надежда на лучшее. Смотри, когда я бежала от Кубы Ржепецкого, я думала, что со мной не может случиться ничего хуже. Я была уверена, что, когда он догонит меня, мир перестанет для меня существовать. И вот я, спасаясь, переступила порог твоего дома, и моя жизнь началась заново.

– Ты права, – подтвердил он. – То же и со мной. Я думал, что умираю. Если бы я не был так болен, тебе не пришлось бы так заботиться обо мне. У нас никогда не было бы возможности познакомиться. И тогда вопрос: может, мне стоит благодарить Бога и за свою болезнь тоже?