Большинство колонистов в основном интересовались животными. Мерла расспрашивали о его ежедневных находках гораздо больше, чем меня. Я старался не обращать на это внимания, хоть и понимал, что растения с их ядами и другими соединениями не менее опасны, чем животные, а раз растений намного больше, чем животных, то они важнее.

– Эти растения совершенно не похожи на земные, – попытался я объяснить как-то вечером. – У них какие-то непонятные клетки. На Земле у всех семян один или два зародышевых листка, а здесь их три, пять или восемь.

– И РНК, – добавил Гран, – а не ДНК. Здесь ДНК есть только у нас.

– Но выглядят-то они так же, – проговорила Вера.

– Нет, – возразила Венди Полстопы. – То есть – парящие кактусы? Синие? А вот шипы у них как на Земле.

– Да, – подхватил я, – шипы. Им надо защищаться, как кактусам на Земле, и они отращивают шипы. Растения, которым нужно извлекать воду из почвы, отращивают корни.

– Не как Земля, – сказал Ури. – Нет червей. Вместо них губки.

– Но делают они то же самое! – запротестовала Вера.

– На самом деле мы не знаем, что они делают, – сказал я.

– Но мы же знаем, что делают растения! – удивилась она. – Они растут. Они полезны – или нет. А большего нам знать и не надо.

Я понимал, что нам надо знать гораздо больше, и жалел, что Луиджи Дини не выжил и мне не с кем сотрудничать и все обсуждать.

Марсианская катастрофа уже показала, что переносить земную экологию на другую планету не получится. Зерновые не растут без особых симбионтов-грибков, которые помогают корням получать питательные вещества, а эти грибки не могут существовать без определенных бактерий-сапрофитов, которые переместить не получалось. Каждая жизненная форма требовала собственной ниши, создававшейся миллиарды лет. А вот марсианские окаменелости и органические вещества межзвездных комет показывали, что строительные материалы жизни не ограничиваются одной только Землей. Белки, аминокислоты и углеводы существовали повсюду. Теория панспермии была в какой-то степени верной.

Я в первый же наш день на Мире нашел траву, похожую на пшеницу, а имея немного растительной ткани, гормонов из бутонов и хитина, мы быстро получили искусственные зерна для посева. Но будут ли они расти? Теория – это одно, а сельское хозяйство – другое.

Однако за несколько дней до гибели женщин от ядовитых плодов Рамона и Кэрри увидели первые ростки и кричали и визжали так, что все вышли посмотреть. Они кружились по краю поля, и волосы и юбки у них развевались, и они хватали всех за руки, пока вся колония – все тридцать четыре человека – не присоединилась к их неспешному танцу, посвященному первому намеку на то, что мы сможем выжить.

Восточных плодов оставалось много – и, что тревожило, они стали питательнее: еще одна тайна, которую мне следовало бы раскрыть, но не получалось. Западные плоды гнили на лианах. Ури трудился на поле, словно пытаясь вывести горе через ладони, а слезы – через поливочную воду из ключа между нашими полями и западными лианами. Мы посадили вторую культуру, похожие на ямс клубни, – и я молился, чтобы они остались съедобными.

– В будущем нам придется вырубить западные заросли, чтобы расширить поля, – сказал Ури Пауле как-то утром после завтрака.

Мы оба услышали напряженность в его голосе.

– Не думаю, что это в ближайшее время понадобится, – отозвалась Паула преувеличенно равнодушно. Мы смотрели, как фиппокоты у себя в загоне играют в перетягивание куска коры. – Не стоит браться за необязательные дела, пока не станет понятно, что и как влияет на экологию. Мы здесь чужаки.

– Но это обязательно! Лиана нам опасна.

– Ты все еще не успокоился из-за смерти Нинии? – спросила она, подаваясь назад, чтобы посмотреть ему в лицо.

Ури отвел взгляд.

– Я хочу мира. Мы все хотим мира.

Я промолчал. Даже если он был прав (в чем я сомневался), нам вряд ли удалось бы уничтожить такие огромные заросли.

Паула наклонилась над загоном фиппокотов и свесила туда стебель местного латука. Латук был моей последней находкой. Помимо питательных веществ в листьях содержались фолиевая кислота и рибофлавин, но стебли оказались слишком жесткими. Наш скудный завтрак сегодня состоял из латука, орехов, плодов снежной лианы и кусочка жареного фиппокота.

Один из фиппокотов подскакал ближе, выпрашивая стебель. Паула потрясла им – и животное сделало сальто в воздухе. Мерл обнаружил, что они удивительно хорошо дрессируются. Она бросила стебель к его лапам.

– Октаво, – спросила она, – ты сможешь приготовить семена латука?

– Конечно.

– Ури, – продолжила она, – ты найдешь для него участок? У нас хватит воды?

– Я наполню твою тарелку мирным латуком, – пообещал он, скалясь в широкой улыбке.

Паула в ответ мило улыбнулась, но я знал, что порой его выходки ее бесят.