— Что… — я оторвалась от плеча Джозефа и вытерла рот забинтованными руками.

— Вот, — сказал Джозеф, протягивая мне маленькую глиняную чашку. Воды в Яме было более чем достаточно, хотя она редко бывала чистой. Некоторые нижние туннели были затоплены, и я даже слышала о гигантской затопленной пещере где-то на двадцать четвертом уровне. Другие заключенные утверждали, что там были огромные сталактиты, которые блестели в свете фонарей. Они также утверждали, что в воде жили чудовища, которые могли высасывать мозг из костей. Я ни разу не была в той пещере, хотя иногда спрашиваю себя, не заполнена ли вся Яма этими монстрами в наши дни, превращая всех людей, которых я там оставила, в кости и плохие воспоминания. Гораздо более вероятно, что монстры никогда не существовали. У нас, заключенных, было мало власти, но убедить человека во лжи — это форма власти над ним. В темноте Ямы ложь, страх, еда и обувь — величайшие из всех валют.

Я выпила залпом, включая осадок и все остальное. Это не столько избавило меня от вкуса ног, сколько заменило его на что-то менее противное и более землистое. Самое странное, но по сей день я иногда скучаю по вкусу воды Ямы. Я думаю, он заставлял меня почувствовать некую связь с землей, которую не смог бы дать даже Источник геомантии.

— Что за игра? — Я чувствовала, что меня снова клонит в сон, но я этого не хотела. Скоро должны были зазвонить продуктовые колокола, а я была настолько голодна, что готова была бороться за то, чтобы быть ближе к началу очереди. Это была борьба, которую я бы проиграла. По большей части обитатели Ямы были покорны, но обещание еды может пробудить от самого глубокого сна даже зверя.

— Она называется Доверие, — сказал Изен с озорной ухмылкой. — И это игра о доверии. Я только что объяснял правила юному Джозефу, но для тебя я могу начать сначала.

Я кивнула и опустила взгляд на кости. Каждая из них была грубо вырезана из черного камня, с символами, нацарапанными на каждой из шести граней. Кости были выщербленными, поцарапанными и неровными, но Яма сделала это со всеми нами.

— Каждый игрок получает по три кости, — сказал Изен, — и у каждого игрока есть партнер. Партнеры постоянно меняются, сначала ты будешь играть с человеком, сидящим слева от тебя, затем с человеком, сидящим слева от него, и так далее. Когда придет твоя очередь играть, ты выбираешь грань, на которой нарисована Дружба. — Изен поднял одну из костей и показал мне грань, на которой было грубо изображено двое мужчин, держащихся за руки. Это были рисунки палочками, похожие на те, которые любят рисовать дети. — Или Предательство. — На второй грани, которую показал нам Изен, был изображен еще один палочка-человек с таким же грубым изображением ножа в спине. Я поняла, что могу посочувствовать бедному палочка-человеку.

— Ты выбираешь свою грань втайне и держишь ее закрытой, пока твой партнер тоже не выберет. — Изен положил кость на землю и прикрыл ее рукой. — Если оба игрока выбирают Дружбу, то игральные кости не теряются и не обмениваются, и играют следующие по очереди игроки. Если один игрок выбирает Дружбу, а другой — Предательство, то игрок, выбравший Предательство, забирает кость у игрока, выбравшего Дружбу. Если оба игрока выбирают Предательство, то оба игрока бросают по одной кости, чтобы определить исход.

Я сразу увидела и простоту, и сложность игры. Она начинается с иллюзии доверия, когда все игроки находятся в равном положении. Первый игрок, который предаст другого, конечно, получит немедленную выгоду, но тогда другие игроки будут знать его уровень и с большей вероятностью решат на предательство против него. В комнате, полной убийц, обычно вторым умирает тот, кто начал убивать первым.

— Бросок? — спросила я.

— Так же просто. Если ты выбросишь Дружбу, ты сохранишь кость, несмотря ни на что. Если ты выбросишь Предательство, ты потеряешь ее, несмотря ни на что. Что касается остальных. — Изен поднял кость и начал поворачивать ее, чтобы показать мне все стороны. — Война побеждает Мир. Мир побеждает Торговлю. Торговля побеждает Монету. И Монета побеждает Войну. Если ты бросаешь выигрышную грань, ты забираешь обе кости. Если ни один из игроков не бросает конфликт, оба игрока теряют свою кость.

Тогда я изо всех сил старалась учесть все возможные исходы одной-единственной игры Доверие. Даже сейчас, после сотен сыгранных партий, сложность этой игры поражает меня. Каждая игра отличается от других, независимо от того, новые игроки в нее играют или старые. Дружбы завязываются и разрушаются из-за простой игры в кости. И, поверь мне, я теряла друзей из-за этой игры.

— Что, если все будут постоянно выбирать Дружбу? — спросила я, хотя уже знала ответ.

— Тогда никто не выиграет, и игра продолжится, — ответил Изен.

Хардт покачал головой. «Кто-нибудь всегда выбирает Предательство». — Он многозначительно посмотрел на Изена. В то время я думала, что Изен выигрывал игры чаще всего потому, что первым предавал другого. Чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что это было нечто совершенно иное. В то время я была слишком чертовски наивна, чтобы это понять.

— Что происходит, когда у тебя заканчиваются кости? — спросил Джозеф.

Я отстранилась и уставилась на него. Я бы не стала использовать эти слова. Джозеф предполагал, что в какой-то момент у него кончатся кости. Он уже планировал проиграть. Я никогда не планирую проиграть или потерпеть неудачу. Я всегда играю на победу.

— Тогда ты, блядь, проиграешь, — сказала я, уже глядя на кости и решая, кого я предам первым. Это было глупо. Игрок может начать игру Доверие имея план, но эти планы требуют гибкости превыше всего остального. Тогда я еще не понимала, что победа никогда не была связана с игрой.

Потом мы сыграли в игру. Это была моя первая игра в Доверие. Джозеф проиграл первым, как и планировал, даже если и не осознавал этого. Я вылетела второй, играя слишком агрессивно, чаще предавая, чем протягивая оливковую ветвь. Я наблюдала, как Хардт и Изен сражаются лицом к лицу, с нетерпением ожидая, какая тактика будет задействована, когда в игре останется всего два игрока. Они сыграли всего один раз, оба выбрали Дружбу, а затем пожали друг другу руки, объявив игру ничейной. В то время я не понимала и думала, что они идиоты. Ничья казалась проигрышем для всех игроков. Они так не считали. Для них это была победа.