Спустя долгое время после того, как я перестала следить за днями или временем, я могу рассказать о неделях, во время которых встречалась с управляющим. Появлялся Приг с хлыстом в руке и свирепой ухмылкой на своем жирном гребаном рту. Я думаю, ему нравилось доставлять меня на допрос, зная, почему я привлекла внимание управляющего, в то время как многие другие были забыты в глубинах Ямы. Там, внизу, были мужчины и женщины, которые когда-то были могущественны. Орранские генералы, главы благородных домов, легендарные разбойники с большой славой. Яма превратила в ничтожества всех нас.

Поначалу управляющий посылал не только за мной. Джозеф возвращался, потрясенный и запуганный, иногда всхлипывая, а иногда почти потеряв сознание. Он никогда не рассказывал мне, что управляющий делал с ним во время этих допросов. Возможно, этот человек использовал одну и ту же тактику, чтобы сломить нас обоих, но я в этом сомневаюсь. Годы научили меня, что, поскольку все люди отличаются друг от друга, существуют и лучшие методы, чтобы сломить их. В конце концов, управляющий перестал посылать за Джозефом.

Маршрут, по которому шел Приг, всегда был один и тот же. Можно было не проходить через главную пещеру, где раздавали еду и вводили вновь прибывших в их настоящий ад. Но Пригу нравилась иллюзия власти, которую это давало ему. Он выполнял задание управляющего, и управляющий был главным. Ему нравилось думать, что это делало его важным. Что за долбаный идиот. Любой мог бы выполнить его работу, но незначительные люди часто принимают возможность за важность.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы изучить структуру Ямы. Поначалу Яма казалась хаосом. Терреланцы были главными, это правда, но внутри находился лишь небольшой гарнизон солдат, и они не принимали участия в повседневных делах заключенных. Они были там, чтобы преступники, заправлявшие делами, помнили, кто на самом деле главный.

Ямой управляли заключенные. Деко, самовлюбленный психопат, стоявший на самом верху, руководил своими капитанами, а они, в свою очередь, управляли бригадирами. Остальные заключенные, струпья, как называли нас бригадиры, были рабочими. Мы были теми, кто рыл туннели и сражался на арене. Мы были теми, кто умирал, пока Деко и его дружки-сикофанты жили в относительной роскоши. Я еще не была знакома с Деко, но уже видела его издалека, когда он обходил свою маленькую империю камня и грязи. Он был не особенно высок, но достаточно широк в обхвате — это приятный способ сказать, что он был толстым ублюдком. Ходили слухи, что он мог убить другого заключенного просто за то, что тот посмотрел на него, и это был единственный слух, в правдивость которого я вполне могу поверить. Мало кому было место именно в Яме, но Деко был одним из них.

То, что Приг выполнял поручение управляющего, вызывало у других заключенных уважение, и он старался демонстрировать это каждый раз, когда вел меня на встречу. Я никогда не чувствовала себя такой уязвимой, как тогда, когда меня вели по главной пещере. На меня смотрело так много глаз, что у меня чесалась кожа, хотя это могли быть вши. Я была рада, что Джозеф додумался остричь мои волосы. Издали, покрытая грязью и потом, я могла бы сойти за мальчишку, хотя при ближайшем рассмотрении мои груди нельзя было спутать ни с чем. И все же, когда Приг вел меня на допрос, я была неприкасаемой. Никто не осмеливался помешать мне идти на встречу.

Приг провел меня прямо через центр главного зала, через Корыто, где кормили нас, струпьев, и через Холм, где собрались все капитаны и бригадиры Деко и поздравляли друг друга с тем, что они такие пизды. На самом деле это был не холм и никак не возвышение, но так его назвали начальники. Ни одному струпу не разрешалось подниматься на Холм без разрешения. Каждый раз, когда Приг тащил меня через Холм, я видела самое худшее, что могло предложить человечество. Деко выбирал своих капитанов не из-за добродушия, а из-за их способности проявлять жестокость и вселять ужас в своих подданных. Я многому научилась у Деко еще до того, как имела удовольствие встретиться с ним.

Вокруг главной пещеры было шесть деревянных лифтов, и Приг всегда пользовался одним и тем же. Он знал оператора, и они вместе болтали и смеялись, пока я смиренно стояла рядом, ожидая продолжения своего парада. Я ненавидела то, как друг Прига смотрел на меня. Я была еще девочкой, а он давно поседел, но он смотрел на меня с таким вожделением, что я чувствовала, как краснею, и мне становилось стыдно. Не похоть или желание вызвали во мне такой жар, а отвращение. Отвращение от того, что такой отвратительный человек может думать о моем теле. Для этого засранца было бы недостаточно тысячи мучительных смертей.

— Она явно хочет меня, — сказал друг Прига, облизывая губы и раздувая ноздри.

Есть мало чего, чего я хотела меньше, но высказывание этого мнения не принесло бы мне ничего, кроме побоев, а мои руки все еще были в синяках от того, что я держала маркер четвертый день подряд. Они казались почти бескостными, и я была совершенно уверена, что бинты, которые дал мне Хардт, были единственным, что удерживало меня целой.

— Пошел ты нахуй! — выплюнула я вопреки собственному решению ничего не говорить. Приг поднял руку, и я поспешно отскочила на пару шагов, чтобы оказаться вне досягаемости. Я ненавидела себя за то, что выказала страх.