— Да, вот если взглянуть с этой стороны, то его смерть, действительно, печальное событие. И что ты собираешься теперь делать?

— Не знаю. Можно было бы сходить снова на места преступлений и расспросить соседей, но это вряд ли что даст. И у меня нет больше под рукой надёжных людей, я отослал всех сыщиков… Не знаю, наверно я останусь здесь, ещё раз просмотрю улики, которые нам удалось собрать и начну писать донесение по этому делу. А ты можешь сходить к своим друзьям урагхам.

— Они уехали домой ещё первым ранним утром, — задумчиво проговорил лис. — А если ты не найдёшь новых улик?

— Буду ждать возвращения моих шпионов. Может, они что-то разузнают.

— Будем надеяться! — лис снова повеселел. — Давай позавтракаем, а потом пойдём, погуляем по городу. Можем сходить на какое-нибудь место преступления, где я ещё не был. Возможно, что-то унюхаю. Или давай пойдём к этому «Синему вепрю»! Осмотрим тот переулок, а потом пообедаем в трактире и к темноте вернёмся сюда!

— Почему бы и нет, — без особого энтузиазма отозвался Марк, подумав, что заняться бумагами он может и позже. На это у него будет вся долгая тёмная ночь.

Их прогулка на место первого преступления мало что дала, но Марк хотя бы смог себе представить, как всё произошло. Этот короткий переулок за трактиром вёл как раз от замка прево на улицу Орильер. Он был узким и тёмным, глухие стены домов, казалось, незримо сдвигались и нависали над головами, некоторые из них выступали вперёд, создавая узкие ниши, в которых вполне можно было спрятаться, поджидая позднего прохожего. Как раз в такой нише мог прятаться Монжо, когда мимо прошёл шериф, направляясь в трактир. Он бросился на него сзади, но тот, видимо, уловил движение или услышал шаги и, резко обернувшись, получил первый удар в живот. Перепуганный неудачей ростовщик поднял руку и неловко нанёс второй скользящий удар, потом третий, который пришёлся в ребро. А потом ему всё-таки удалось сбить растерявшегося от неожиданности и страдающего от сильной боли противника на землю. Марк осмотрел мостовую и убедился, что в этом месте она неровная, кое-где просевшая, а некоторые булыжники вывернуты и валяются тут же. Возможно, Лакруа запнулся и упал. И эта трагическая случайность стоила ему жизни, потому что после этого Монжо и нанёс последний, смертельный удар. Наверно, он собирался ударить ещё, но стоны умирающего привлекли внимание Мелансона, проходившего мимо. Он и спугнул убийцу. Эти стоны так же услышал хозяин гостиницы, но не решился сунуться туда сам и отправил мальчишку за стражниками, которые не замедлили явиться. Лакруа к тому времени был уже мёртв, а потрясённый юноша сидел над ним, с ужасом рассматривая свои окровавленные руки.

— Именно так всё и было, — подтвердил хозяин гостиницы, который сам обслуживал гостей в нижнем зале, превращённом в трактир. — Эту возню и крики я услышал через стену, она местами потрескалась и потому звуки оттуда проникают сюда. Потом послышались стоны, и я подумал, что надо бы вызвать патруль.

Он отправился на кухню, чтоб дать распоряжения кухарке, а Марк задумчиво посмотрел в ранние синие сумерки за окном.

— И что это нам даёт? — спросил лис, по привычке внимательно следивший за выражением его лица.

— Ничего существенного, — пожал плечами тот. — Я лишь ещё раз убедился в том, что версия Мелансона соответствует действительности.

Они вернулись, когда горожане уже зажигали огни, а в руках шествующих по брусчатке стражников появились факелы. Началось тёмное время суток, и город теперь выглядел неуютным и даже опасным. Марку не хотелось оставаться на улице, и он поспешил вернуться к себе. Лис, не упустивший возможность попробовать все самые вкусные блюда в трактире, сыто зевнул и отправился спать.

Войдя в кабинет, Марк задумчиво посмотрел на стопки бумаг и папку с уликами, но вместо того, чтоб сесть за стол, достал из ящика философский трактат настоятеля Крепо, и сел в гостиной у растопленного камина. Он хотел просто почитать эту книгу, о которой слышал только лестные отзывы, и немного отвлечься от своих раздумий.

Раскрыв книгу на случайной странице, он прочёл: «В лабиринте человеческой души скрываются страхи, которые, как тени, преследуют нас, пробуждая тревогу даже в моменты покоя. Эти страхи не всегда осознаны, но их воздействие на нашу жизнь является глубоким и разрушительным. Они коренятся в детских переживаниях, в боязни утраты, трепета перед одиночеством и неизбежностью смерти. Каждый раз, когда мы смотрим в себя, мы сталкиваемся с этими закутками невидимого — они как стражи, охраняющие тайны нашего существования. Философы всех времен размышляли о сущности страха. Некоторые утверждали, что он является источником нашей силы, побуждая нас преодолевать трудности и стремиться к большему. Другие же видели в нём кандалы, мешающие нам раскрыть свои силы. Но что если, принимая эти страхи, мы можем не уничтожить их, а сделать частью своей жизни? Разве не в этом заключён истинный путь к свободе: осознать, что тот, кто познал страх, может возвыситься над ним, достигнув покоя в хаосе существования?»

Уже эти строки показались Марку мудрыми и требующими глубокого переосмысления. Опустив книгу на колени, он замер, глядя на пляшущие языки огня. Он не обдумывал то, что только что прочёл, а просто пытался уложить в голове, ожидая, когда в душе пробудится какой-то отклик, который позволит ему понять, что он чувствует в связи с этим. Танец маленьких саламандр заворожил его, и он не заметил, как тяжёлый том выскользнул из-под его пальцев и упал на пол. Он вздрогнул от этого резкого звука и нагнулся, чтоб поднять книгу, но его рука, протянутая к ней, замерла. Книга раскрылась задним форзацем и там во всю величину белого листа была нарисована зеркальная маска, обрамлённая чёрным капюшоном.

Сильная дрожь пробежала по его плечам. Он невольно вглядывался в темноту прорезей для глаз и ему казалось, что в выпуклых скулах и лбе маски он видит собственное отражение, искажённое и расплывчатое, словно он смотрел на себя чужими глазами, глазами того, кто прятался за этой странной личиной. И были ли тому виной только что прочитанные строки или давние воспоминания об ужасной встрече в Ущелье мечей, но ему показалось, что в этих ускользающих бликах отражаются его собственные самые потаённые и самые постыдные страхи и желания.