— Вот этот самый, — сказал агент, постучав по фотографии согнутым указательным пальцем.

Якушев незаметно перевел дыхание. Из чувств, владевших им в данный момент, самым сильным и наиболее ярко выраженным было, пожалуй, удивление. Ай да Павел Петрович! Ай да товарищ генерал! Как же он догадался?..

— А ты не ошибся? — спросил он, небрежно придвигая фотографию Слепого поближе к себе.

Агент ухмыльнулся, снова полез во внутренний карман пиджака и выбросил на стол перед майором целый веер глянцевых снимков — штук десять, не меньше. На всех фотографиях был запечатлен Слепой. Тут был Слепой, садящийся в машину, и Слепой, из машины вылезающий; на одном снимке он покупал сигареты, на другом — выходил из какого-то подъезда, на третьем, сидя за рулем, разглядывал карту. Машина на всех фотографиях была одна и та же, из чего следовало, что наемник ее то ли купил, то ли угнал у кого-то, кто ее до сих пор не хватился, то ли заполучил в свое распоряжение еще каким-то, известным ему одному способом.

Последнюю мысль Якушев постарался поскорее прогнать, поскольку она сразу же потянула за собой цепочку очень неприятных ассоциаций. Что это еще за секретный способ? Наличие такового означало, что Слепой куда более тщательно подготовился к этой поездке, чем предполагали майор Якушев и его шеф. Хотя как раз генерал-лейтенант Прохоров, похоже, что-то такое все-таки подозревал. Не зря ведь он так всполошился, узнав, что Слепой сбежал!..

— Так, — сказал Якушев, убедившись, что на фотографиях изображен именно Слепой, а не просто похожий на него абориген. — Хорошая работа, коллега.

Он встал, достал из шкафа свою дорожную сумку, порылся внутри, заслоняя сумку плечами, как будто в ней лежало какое-то сверхсекретное оружие, и повернулся к агенту, держа в одной руке пачку денег, а в другой — вороненый цилиндр глушителя. Деньги с увесистым шлепком упали поверх разбросанных фотографий, и агент подхватил их с очень характерной блудливой улыбочкой. Якушев хорошо знал улыбки такого сорта, поскольку за годы службы в органах насмотрелся их предостаточно. Так улыбаются склонные к двурушничеству сексоты, получая свои тридцать сребреников; Якушеву самому не раз доводилось вот так же улыбаться, но себе майор готов был простить что угодно. Себе — да, а вот этому блондинчику с голливудской вывеской — нет. Ни за что.

— Что-нибудь еще? — спросил он, сверху вниз наблюдая, как агент, шевеля губами, пересчитывает деньги. Он вел себя точь-в-точь как Слепой в кабинете генерала Прохорова, только Слепой считал быстрее — несомненно, благодаря более богатому опыту.

— Так, по мелочи, — закончив считать, ответил агент. Он постучал пачкой по столу, подравнивая края, и спрятал ее во внутренний карман пиджака. — Наш человек в ментовке сообщил, что Журавлев консультировался по поводу тебя с начальством.

— Знаю, — перебил его Якушев. Он взял со стола пистолет и стал с рассеянным видом навинчивать на него глушитель. — Знаю даже, что ему сказали.

Это была правда: телефонный разговор Журавлева с кем-то, кто говорил тоном человека, не привыкшего дважды повторять приказы, майор слышал собственными ушами, сидя в старом пункте прослушивания. Журавлеву было вполне категорично приказано забыть о существовании московского майора и впредь не соваться в чужие дела, ставя под угрозу срыва операции, спланированные и проводимые Центром. Журавлев, таким образом, оказался даже не между двух, а между трех огней: с одной стороны его теребил Зимин, с другой угрожал загадочный майор Якушев, проводивший, оказывается, на его территории какую-то шибко секретную операцию, а с третьей одолевало вполне естественное стремление любой ценой сохранить собственную драгоценную шкуру. Эти три фактора пребывали в явном и непримиримом противоречии друг с другом; на то, чтобы благополучно выбраться из этого тройного капкана, у подполковника явно не хватало ни ума, ни решимости, ни сноровки. Песенка Журавлева была спета, но Якушева это не трогало: каждому надлежит решать свои собственные проблемы, вот пускай подполковник сам о себе и позаботится, пока есть время…

Местный агент с любопытством наблюдал за манипуляциями Якушева с пистолетом.

— Надо же, до чего у вас, столичных людей, все по-взрослому, — сказал он, бросив еще один черный камешек на весы своей судьбы, которые и без того уже склонялись не в его пользу. — Видно, за этим твоим приятелем много чего тянется… Только зачем самому-то мараться? Давай я скажу своим ребятам…

— Костей не соберут твои ребята, — хмуро возразил Якушев. — Нет уж, лучше я сам как-нибудь. Да оно и спокойнее. Знаешь, как говорят? Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам. Так где у него нора?

Агент назвал адрес. Якушев сунул пистолет под мышку, как градусник, принес туристическую схему города и расстелил на столе. Схема была плохонькая, недостаточно подробная; агент очертил дымящимся кончиком сигареты кружок, в котором могло уместиться не меньше двух десятков многоэтажных жилых домов, и сказал:

— Вот тут приблизительно.

— Угу, — произнес Якушев. — Твои люди все еще там?

— Глаз не спускают, — ответил агент.

— Убери их оттуда, — скомандовал Якушев. — Быстренько. Прямо сейчас.

Агент достал мобильник, набрал номер и приказал какому-то Сидякову сниматься.

— Чтоб через минуту духу вашего там не было! — резко закончил он.

По телефону этот тип разговаривал отрывисто и сухо, совсем не так, как с Якушевым. Пока агент выпендривался перед столичным гостем, демонстрируя степень своей крутизны, Якушев в последний раз взвесил все «за» и «против». Блондин сделал свое дело, и проку от него больше не было никакого. Майор был готов в один, от силы в два дня завершить работу и отряхнуть прах этого поганого местечка со своей обуви. Помеха в лице чересчур сообразительного и любопытного агента, явно возомнившего, что совместная работа с московским майором есть не что иное, как его, белокурого стукача, звездный час, и строящего на основании данной заведомо ложной предпосылки далеко идущие планы, была нужна ему, как прыщ на носу. Куда важнее было обеспечить секретность; лежавшая у агента за пазухой увесистая пачка купюр, хоть и не являлась определяющим фактором, тоже не шла у Якушева из головы и играла немаловажную роль. Да и вообще, этот типчик ему не нравился с самого начала. Следовательно…