Агент где-то застрял. Якушев успел без спешки употребить пельмени с луковым салатом и даже помыть посуду, а его все не было. Майор вышел в комнату и опустился в кресло перед телевизором. Показывали, как обычно, всякую чепуху; взгляд Якушева периодически отрывался от экрана, останавливаясь то на полке с DVD-дисками, по преимуществу заполненными порнографическими записями, то на баре, сквозь стеклянную дверцу которого соблазнительно поблескивали многочисленные бутылки. Да, тут можно было со вкусом провести время, и Якушев уже не в первый раз дал себе слово сразу же по окончании работы попросить агента, с которым сотрудничал, организовать для него приятный вечерок. Наверняка к этой уютной квартирке прилагается штат длинноногих телок, умеющих становиться в разные позиции…

Наконец из прихожей донеслось мелодичное побрякивание дверного звонка. Якушев встал, достал из висевшей на спинке кресла кобуры пистолет, снял его с предохранителя, взвел курок и пошел открывать. На вопрос «Кто?» из-за двери послышался голос агента; Якушев осторожно выглянул в глазок, отпер дверь и отступил в сторону, держа пистолет наготове. Нервы у него в последнее время что-то совсем расходились; умом понимая, что Слепой, вероятнее всего, находится уже в тысячах километров от этого места, майор тем не менее все время ждал меткой пули из-за угла. Виноваты в этом, наверное, были мучившие его ночные кошмары; впрочем, и они, и одолевавшее майора в периоды бодрствования беспокойство могли быть вызваны проблесками интуиции, которой он тоже не был лишен. Словом, береженого Бог бережет; лучше показаться кому-то смешным и странным, отперев дверь с пистолетом в руке, чем сдохнуть в этой норе, пахнущей, как вагина…

Агент вошел, с полным пониманием посмотрел на пистолет и даже слегка приподнял руки, показывая, что они пусты. Якушев протолкнул его в глубь тесной прихожей и все так же, с пистолетом наготове, выглянул наружу. Убедившись, что на лестничной площадке больше никого нет, он закрыл и запер дверь и только после этого снял пистолет с боевого взвода и поставил на предохранитель.

Агент тем временем успел снять и повесить на вешалку пальто, на плечах которого темнели круглые следы упавших сверху капель: в последние дни заметно потеплело, и с крыш текло даже после захода солнца. Сегодня, где-то около полудня, Якушев едва успел увернуться от рухнувшей с высоты четвертого этажа глыбы рыхлого, подтаявшего снега, которая долго сползала по скату крыши, а потом еще дольше висела на самом краю, дожидаясь его.

— Весна, — заметив, куда он смотрит, сказал агент. — Благодать! На улице теплынь, на реке лед тронулся… Скоро лето, майор!

— До лета еще дожить надо, — засовывая громоздкую «беретту» в карман брюк и вслед за гостем проходя в комнату, проворчал Якушев. — Садись, закуривай. Выпьешь?

— Не откажусь, — падая в кресло, заявил агент. — Тем более что повод имеется.

— Вот как? — открывая бар, с сомнением произнес Якушев.

Агент был почти двухметровым блондином с мужественными чертами лица, широченными плечами и узкими бедрами. Бабы по нему наверняка сохли — недаром ведь он превратил конспиративную квартиру в дом свиданий, — а для Якушева его неотразимая внешность служила дополнительным поводом для неприязни. Сам не отличаясь внешней привлекательностью, майор терпеть не мог всех этих красавчиков, провинциальных мачо, полагающих, что мужская доблесть измеряется исключительно количеством баб, которых им удалось раздеть.

— Что будешь пить? — скрывая волнение, вызванное словами агента и полным едва сдерживаемого торжества выражением его физиономии, нарочито скучным голосом поинтересовался Якушев.

— Где-то там была текила, — заявил этот тип.

Якушев поставил перед ним квадратную бутылку с желтоватым содержимым и сходил на кухню за лимоном и солью.

— О! — сказал агент, увидев, за чем он ходил. — Чувствуется столичный стиль. А по тебе не скажешь…

— Чего? — вклинился в паузу Якушев. — Что я знаю, как надо пить эти мексиканские помои? Знаю, не сомневайся. Я вообще много чего знаю. Например, что судить о людях по одежке — самое распоследнее дело…

— Ну, ты чего? — в точности как Слепой, неискренне запротестовал агент. — Я же совсем не это имел в виду…

— А мне начхать, что ты имел в виду, — сообщил ему Якушев. — Помнится, ты хотел мне что-то сообщить.

Рожа у этого красавчика поскучнела, и пить ему явно расхотелось.

— Зря ты так, майор, — сказал он. — Я, считай, в лепешку для тебя расшибся, а ты…

— А я лепешек не ем, — немного мягче заявил Якушев. — Ну, что там у тебя, говори.

— Приятель твой нашелся, — сообщил агент.

Якушев осторожно опустился в свободное кресло, на спинке которого висел его пиджак, а поверх пиджака — рыжая кожаная сбруя пустой наплечной кобуры. Ствол пистолета при этом уперся ему в бедро, ненавязчиво напомнив о себе. Якушев вынул «беретту» из кармана и положил на стол. Пистолет негромко лязгнул, коснувшись стеклянной поверхности. Вместе с бутылкой текилы, одинокой рюмкой, блюдечком с нарезанным лимоном и солонкой эта штуковина смотрелась довольно занятно, придавая импровизированному застолью зловещий вид последней трапезы приговоренного к расстрелу.

— Какой приятель? — на всякий случай осторожно осведомился майор.

— А у тебя их много? — усмехнулся агент и, поняв, наверное, что это прозвучало двусмысленно, тут же поправился: — Я имею в виду, здесь.

— Здесь тоже хватает, — буркнул Якушев. — Больше, чем ты можешь себе представить. И намного больше, чем мне хотелось бы иметь. Так который?..

Агент полез во внутренний карман пиджака и, вынув оттуда, положил на стол перед майором фотографию, которую тот передал ему на следующее утро после исчезновения Слепого и разговора с генералом Прохоровым.