Сладкий сон фантазии

4

ЧЕТВЕРГ

Сегодня утром я увидел море разлитого в воздухе дымного тумана, который поднимался и закрывал собой миндаль в саду. Я вышел, и все уже спряталось под этой влажной ватной пеленой. Джанни пришел за мной, чтобы отвезти выше в горы, где нет тумана и куда, как он думает, доходят иногда порывы африканского ветра. Медленно поднимаемся на машине по дороге, ведущей в Миратойо, пока наконец мир полностью не открылся глазам. Поднимаемся все выше, чтобы добраться до Палаццаччо — группа покинутых домов. Останавливаемся и усаживаемся на лежащие глыбами серые камни. И сразу же нас окутывает теплый ласковый воздух. Джанни указывает мне на расщелину, которая разделяет надвое гору. «Оттуда приходит африканский ветер», — говорит он со сдерживаемым восторгом. Тогда и я начинаю наслаждаться усталым ветром, которым дышал Ганнибал. После обеда я стал смотреть на дверь, которая удерживала еще на своем старом изъеденном дереве изумрудную кору краски, блестевшей от влажности. Эти слои оставшегося цвета рассказывают тебе об их путешествии во времени. Я вспомнил старую дверь в Сеговье. Мы поднимались по дороге, идущей от дворца арабского стиля к центру, и на полпути я увидел дверцу в стене, которая ограничивала маленький огород. Прямоугольник старого дерева, иссеченного дождями и опаленного обжигающим солнцем Испании, которое полирует черные и волосатые спины быков и печатает тени дубов по всей Эстремадуре. Я погладил глазами морщины этого дерева и ржавые жестянки заплат, закрывающие щели. Слышал откровения крестьянских слов и старых рук, которые открывали и закрывали эту шаткую защиту огородов. Я был рядом с моими дедами, которые оставляли за домом длинные палки, тяпки и грабли, отполированные трудом рук. Я понял, что восхищение перед блеском архитектурных сооружений в Сеговье было лишь данью тому, что мне не принадлежало. За ними не было того заряда прямого наследства, как у этой бедной двери.

В воронках теплых воздуха,

Свернувшись, спят коты,

Уйдя из дома.

И в солнечной пыли

Я слышу иногда,

Как чей-то голос,

Идущую с ведром воды

Девчонку окликает.

19

ПЯТНИЦА

Приехал Борис Заборов, замечательный русский художник, который вот уже пятнадцать лет живет в Париже с женой. Много старых фотографий хранится в архиве его памяти. Руки, застывшие на коленях, или локоть, облокотившийся о столик, на котором вечная вазочка с цветами. Время отложило свой след на людях и на их мечтательных взглядах в воздухе, который сделался запыленным от времени и старой печати. Желтоватая вуаль, почти прозрачная, приглашает тебя приподнять ее твоим воображением для того, чтобы помочь дотронуться реально до этих присутствий и ушедших далеких миров. Когда я впервые увидел мастерскую Заборова в центре Парижа, на секунду подумал, что возвратился в Москву. Борис работал над большим полотном, на котором была изображена девочка, сидящая верхом на своей старой собаке. В этом воздухе, где нагромождение предметов дышало пылью, двигалась лишь рука Заборова, ведущая кисть. Тем временем во дворике перед мастерской огромный конский каштан был усыпан птицами, которых художник защищал от рыжего кота, появлявшегося иногда наверху, на крыше.

21

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Со вчерашнего вечера у меня болит правый локоть и чешется, когда облокачиваюсь им на деревянную ручку кресла. В полдень я наконец снял пиджак и закатал рукав рубашки, чтобы посмотреть на локоть. Обнаружил, что одна из моих многочисленных родинок начала отрываться. Я знал, что нужно быть очень осторожным с родинками. Позвонил доктору, но не застал его. Пришел столяр, я и ему показал черную выпуклость. Он тут же сказал, что это был клещ. И он мне вытащил его пинцетом, который использует моя жена, чтобы привести в порядок брови.

22

ПОНЕДЕЛЬНИК

Я посетил несколько старых церквей. И заинтересовался исповедальнями. Часто похожи они на маленькие ширмы с прямоугольным отверстием, закрытым поржавевшей жестянкой с проделанными в ней дырочками, через которые проникают маленькие бедные грехи. Однажды по полудню я долго сидел на скамейке, которую использовал священник, чтобы выслушивать исповеди. Было это в капелле, покинутой более полувека назад. Передо мной алтарь с деревянными подсвечниками, окутанными паутиной. Лестницы и стремянки, и прочие инструменты крестьянской работы, прислоненные к обветшалым стенам. На земле зеленоватая грязь — куриный помет с плесенью. Жестяная пластинка исповедальни, прикрепленная к стене, оказывалась подвешенной между исповедником и грешником. Этот дырявый жестяной прямоугольник был у меня перед глазами. Я видел часть церквушки через дырочки, полные света. Мне захотелось приложить ухо к этой старой решетке, надеясь, что до меня донесется один из этих бедных голосов, быть может, оставшийся подвешенным в этом воздухе. В какой-то момент мне показалось, что я услышал чей-то вздох.

26

ПЯТНИЦА

На огороде у Лизео показались первые зеленые листочки. Он сидит в плетеном кресле и смотрит на землю, которая слегка покрылась зеленой вуалью. Он признается мне, что всего лишь раз видел кино на площади в Пеннабилли, но более всего поразило его в жизни, когда в 1911 году — он был мальчишкой и находился в поле — вдруг в небе возникло чудовище овальное, длинное и круглое. Все испугались, и кто-то начал звонить в церковный колокол, чтобы предупредить о наступлении конца света, потом пришел сын Уникетты, который работал на почте, и объяснил, что эта вещь называется «дирижабль».

30

ВТОРНИК

Вчера вечером нас навестили Ринальдо и Карла. Несколько дней назад они вернулись из долгого путешествия по Китаю, и у обоих в глазах растерянность и изумление от того мира, который они посетили с рюкзаком за плечами. Особенно Карла. Она еще до сих пор под большим впечатлением от того, что с ней произошло на юге Китая. Были они в деревне, где мелкие ремесленники в ожидании клиентов чинили старую одежду. Во второй половине дня гид хотел повести их вместе с группой других туристов в буддийский храм на вершине горы, которая закрывает собой все вокруг, вместе с маленькой долиной, где они были. Карле не захотелось подниматься по бесконечной лестнице, которая вела к храму, и гид посоветовал ей остановиться в маленькой пещере около реки. Она приняла этот совет. Подошла к пещере, прохладной и тенистой, и оказалась в обществе двух китайцев: мужа и жены, которые пришли из ближнего селения. Карла захотела сфотографировать вид, открывающийся из пещеры, и выглянула из-за скалы. Пришлось немного выдвинуться вперед. Втягивая голову обратно, она задевает ухом маленький кустик, родившийся в расщелине скалы. Замечает, что жемчужина правой сережки упала в воду на самое дно, глубиной в метр. Китаец тоже замечает, сразу же снимает туфли, загибает брюки до колен, входит в воду и подбирает маленькую жемчужину, чтобы отдать ее владелице. Карла благодарит, восхищенная жестом удивительной восточной вежливости. Позднее гид рассказывает ей, что много времени тому назад жил в пещере великолепный дракон, хранитель огромной жемчужины, которая переливалась серебром и всеми цветами перламутра.

Все жители деревень и гор приходили любоваться ею. Но однажды какой-то рыбак украл ее и увез в открытое море. К сожалению, он тотчас же заметил, что жемчужина вдали от своей пещеры и от глаз великолепного дракона, потеряла весь свой блеск. Она сделалась тусклой и мертвой, тогда рыбак возвратил ее в пещеру, где она вновь обрела все свое волшебство. С той поры пещера называется «Грот возвращенной жемчужины». Легенда и история собственной жемчужины вот уже много дней не дают Карле покоя, и она думает все время об этом. Спросила меня, может ли быть тут какая-то связь. Вчера вечером нам захотелось поступить так же, как сделал это поэт Балотай, который жил в Петербурге во второй половине восемнадцатого века. Мы начали собирать светлячков заранее повсюду: и в саду, и по берегу реки Мареккьи. Потом на траве на верхней лужайке нашего сада разложили эти маленькие тельца. Вечером трава засветилась множеством сверкающих точек.