Гость, присел у постели. Лиана его не боялась, и я не стала, но и глаз не открыла. Мне нравился этот сон с голосами и шорохами. У них был свой цвет, даже в темноте, а снаружи цвета не было — все серое. Цвет появлялся только в зеркале, где жило чудовище, которое любило играть красками.

Я помню. Покрасневшие веки в ореолах теней, лилово-синий мазок на щеке вдоль скулы, еще один — на подбородке. Бледные губы сжаты, нижняя с острой алой риской-трещиной. На другой щеке еще один, похожий на оттиск, шрам. У чудовища открытые плечи и алый шелк наряда оттеняет такие же лилово-синие мазки на коже как те, что на скуле и подбородке, и как те, что на запястьях и кистях. На них цветные мазки лежат особенно густо: лиловое, красное и зеленовато-желтое… А когда чудовище мне улыбается, а оно почти всегда улыбается, трещинка на губе лопается и красная краска пачкает подбородок.

Поэтому я только слушала, как на меня смотрели. Очень уютно. Долго. Тепло. Мне стало любопытно, и я решилась открыть глаза.

— Очень хорошо, юная леди, — сказал голос, который совсем не вязался с чуть вытянутым остроносым лицом, — я рад что вы решили на меня посмотреть. Как вам здесь?

— Все серое, — призналась я. Мой голос был похож на шелест, но это же сон, поэтому я могу говорить, как мне вздумается, хоть скрипеть рассохшимся стулом, хоть звенеть чайной ложкой о фарфор.

— А я?

— Белый и золотой. Очень ярко.

— Хорошо, — улыбнулся странный гость. — Теперь можно поспать.

И сам закрыл мне глаза. Как и обещал, не касаясь, просто провел ладонью над веками, будто хотел с них пыль смахнуть, и они закрылись.

Я снова была в привычной темноте, а к запаху полыни примешалось немного терпкой сладкой сливы. Здесь было много полыни и других трав. В шкафах Лиана хранила то, что настаивала, а травы висели рядами вдоль стен и под потолком. В углу был стол со ступками, пестиками, разными мешалками, плошками… И узкая кровать. Вряд ли кто-то часто пользовался ей до меня. Но то, что я была здесь, в домике травницы, а не в самой обители, где в общих палатах по 3–4 человека оставались те, кому требовалась помощь, меня совсем не удивляло. Лиана сказала, что здесь будет лучше, и я верила. Тогда она была единственной кому я верила. Теперь вот еще странный гость. Мне не хотелось ему особенно верить — такой острый нос к доверию не слишком располагает. Оно само как-то. Потом я действительно ненадолго уснула, если можно уснуть во сне.

Меня разбудили приглушенные голоса. И звон ложечки о фарфор.

— Давно?

— Несколько дней.

— Не давай ей больше сонного зелья, хуже сделаешь, она и так понять не может, на каком она свете.

— Потому и написала тебе, что больше нельзя, только ты не очень-то торопился. — Чья-то ложечка брякнула раздраженно, полагаю, гостя.

— Я, знаешь ли, занятой человек… С… со следами сама справишься? Я не в состоянии уже.

— Вижу, бледный в просинь, как несвежий покойник.

— Очень весело, — невесело сказал гость, и мне стало грустно и жаль его. Немного. Мне плохо представлялось, как могут выглядеть несвежие покойники, я только одного видела.

— Ей можно помочь?

— Я не знаю, Лиана. Я никогда за всю свою жизнь не видел, чтобы кто-то противопоставлял себя своему дару настолко, что практически полностью его от себя отделил. Предположу, что инициация произошла при весьма травмирующих обстоятельствах… Но даже это… Это… Меня в дрожь бросает при мысли о чем-то подобном. Как она вообще жива осталась после разделения…

— Значит не окончательно.

— Значит.

Раздался скрежет отодвигаемого стула, шорох одежды, шаги.

— Я приду еще. Внимательно за ней смотри. И слушай. И какой бы бред она не несла — запомни. Или вообще запиши. Напиши мне. Убери деньги… Убери, сказал, или сама будешь с ней возиться.

— Спасибо.

— Сама же сказала, что она как мы

А дальше я снова спала. А когда проснулась, снова вернулся цвет. У меня появилось занятие, свое собственное, помимо того, что я напросилась помогать Лиане в саду и в обители с больными. Я ждала обещанного визита. Если в первое свое появление от вернул мне возможность видеть цвет не только в зеркалах, что же чудесное произойдет в следующий раз?

Чуда не было. Только обрывок разговора, который моя зыбкая память удержала ненадолго.

Целитель явился среди ночи. Нервный, но совсем иначе, чем в прошлый раз. И пришел он вовсе не ко мне.

— Ты соображаешь, что делаешь? — с порога начал он.

— Какая муха тебя укусила, Истааре? — разбуженная стуком в дверь ведьма тоже была не в лучшем настроении.

— Ты знаешь, кто она? — Надо думать, это было про меня…

Лиана молчала. И гость молчал. От их невидимых мне взглядов воздух в комнате стал тяжелым и неподвижным. Медленно сочился в щель под дверь, добавляя и мне тревоги.

— Знаешь, — сказал наконец полуночный гость. — Я поздно догадался связать эти события…

— Ты не очень-то догадлив, если дело не касается целительства.

— Другие могут оказаться догадливее. Ее ищут. Не слишком усердно, но Бист это не какой-то там лавочник средней руки, драконы злопамятны. И пока она жива…

— Ты видел ее, Истааре. Скажи мне, она жива?

И снова стало тихо. А я удивлялась и думала, могут ли мертвые удивляться и думать.

— Она лицом на себя прежнюю вряд ли теперь похожа…