Через пять месяцев у худенькой, совсем юной рабыни вдруг округлился животик, и всем стало понятно, что она беременна. Дияла на это известие отреагировала болезненно. Она прекрасно понимала, что этот ребенок может принести еще больший разлад в семью, ведь неизвестно, как посмотрит на это Варда и не решит ли в связи с этим Арица как-то изменить судьбу рабыни. К тому же какая-никакая, а родная кровь.

«И что мне с ней делать?» — вырвалось у Диялы. Рядом стояла Сара. Старая рабыня и посоветовала: «Пускай живет с Азарием. Он добр, не стар, опытен, да и трое детей у него сиротами остались после смерти жены, а главное — тебе полезен».

Земельный надел, на котором вот уже больше двадцати лет трудился Азарий, находился по соседству с виноградником. Но если виноградник Дияла купила за внушительную горсть серебра, то та земля досталась ее семье от наместника за службу Шимшона в царском полку. На участке росли полба, лук, зелень и множество овощей, а еще — с десяток яблонь.

Сам Азарий уже и забыл, что когда-то был свободен. Единственное, о чем он мечтал, — снова увидеть море. Он родился и вырос в одном из небольших приморских городков, расположенном неподалеку от Тира, и запах моря всегда оставался для него самым дорогим на свете. Его отец зарабатывал на жизнь тем, что шил обувь. Когда ассирийцы ворвались в их город, Азарию было всего пятнадцать. Шимшон убил на его глазах отца и изнасиловал мать. Самое сильное воспоминание детства.

Послушавшись совета, Дияла в тот же день пришла к Азарию вместе с Агавой, объявив им обоим, что теперь они будут жить вместе. Хозяйка запретила Азарию бить жену, а также приказала хорошо заботиться о младенце, который скоро появится на свет, пообещала выдавать на его содержание небольшие деньги, чтобы он ни в чем не нуждался.

Дети Азария — две дочери двенадцати и десяти лет и их пятилетний брат — быстро привыкли к Агаве, во всем помогали, но воспринимали ее больше как старшую сестру, нежели как мачеху. Впрочем, молодая женщина этому и не противилась. Азарий был добр к ней, хотя и равнодушен, единственное, что угнетало, — их телесная близость. Мало того, что он почти раздавливал ее, когда ложился сверху, так еще и в постели был с ней ненасытен, груб, и совершенно нечистоплотен.

Агава поправила сыну одеяльце, прислушалась к звукам в соседней комнате, где спали дети Азария, к сильному ветру снаружи, и, закрыв глаза всего на мгновение, тотчас задремала. Ей снова приснился Арица…

Очнулась она оттого, что Азарий тряс ее за плечо:

— Агава! Проснись!

Молодая женщина от неожиданности едва не упала с валуна, на котором спала, и увидела пустую кроватку.

— О боги! — вскрикнула она.

— Да не переживай ты, — успокоил ее Азарий. — Я отнес малыша госпоже. Она снаружи. Хочет тебя видеть. Приехала, едва солнце встало.

Агава успокоилась, только когда увидела Диялу с ее Арицей на руках. Госпожа сидела на небольшой скамье под яблоней и ворковала с ребенком, как будто он был ее собственным. Впрочем, мать она встретила иначе — окинула суровым взглядом и сухо сказала:

— Подойди сюда.

Приблизившись, Агава низко поклонилась. В последний раз они виделись три месяца назад, с тех пор рабыня почернела лицом и похудела. Дияла же, напротив, раздалась в бедрах, стала шире в плечах, располнела в груди. Теперь она одевалась словно жена сановника: длинное в оборках дорогое платье, на груди массивная пектораль из серебра, перевязь, расшитая золотыми нитками, спускалась ниже пояса шнурами с кисточками, голову покрывала легкая накидка, перехваченная пестрой лентой.

«Не кормит он ее, что ли? — с неудовольствием подумала хозяйка об Азарии. — Одни кости. И что мои братья в ней нашли?»

— Присядь, — неожиданно смилостивилась Дияла, пододвигаясь на скамье.

Агава повиновалась.

Помолчали. Рабыня боялась даже дышать в присутствии хозяйки.

— Как он ест?

— Хорошо. Иногда даже молока не хватает.

Дияла со скепсисом посмотрела на небольшую грудь кормящей матери, усмехнулась и о чем-то задумалась.

Потом как-то совсем по-дружески высунула из-под платья ножку, обутую в сандалию из кожи белого носорога, и похвастала:

— Смотри, мужа твоего работа, только что надела, — и сразу осеклась, не потому что заговорила с рабыней как с равной или уронила свое достоинство, а потому что назвала Азария ее мужем.

— Моя госпожа, они очень тебя красят, — ответила Агава.

Но Дияла уже вспомнила, зачем приехала, и поэтому нахмурилась:

— Тебе придется поехать со мной. Варда хочет тебя видеть… Сына ты оставишь здесь.

— Да, моя госпожа, — голос рабыни дрогнул. — Я вернусь? Я ведь вернусь?

Думала ли она, что будет умолять госпожу оставить ее в этом нелюбимом доме? Лишь бы не расставаться с сыном.

— Боюсь, нет. Очень скоро ты станешь женой Варды…

Увидев, что по щекам Агавы потекли слезы, Дияла смягчилась.

— Кто знает, может быть, настанет время, когда ты заберешь маленького Арицу к себе и он будет жить в нашем доме в Ниневии, там, где ему и подобает.

Сборы были недолгими, вещей никаких не брали. Азарий воспринял отъезд Агавы так же равнодушно, как и встречу с ней, покорно склонил голову, старался не смотреть жене в глаза, обещал заботиться о сыне.

— Вернусь в Ниневию — пришлю тебе кормилицу, она поможет тебе с маленьким Арицей, — предупредила госпожа. — Ну а захочешь — станет тебе женой вместо Агавы.