Денис побрился одноразовым станком, который ему принесла в больницу мама. Побрызгал на гладкие щеки любимым одеколоном. Переоделся в чистый спортивный костюм, тоже мама постаралась. Осмотрел себя в зеркале над раковиной. Остался доволен. Осторожно тронул повязку на боку, слегка надавил. Боль тут же прострелила обе лопатки. Рано он собрался на выписку. А он именно о ней хотел сейчас говорить с заведующим отделением.

– Полежи еще, сыночек, наберись сил, – советовала мама, явившись к нему с сумками с чистой одеждой и горячей едой. – Ведь только выпишут, ты сразу в свои опасные рабочие будни ринешься. Знаю я тебя. К слову, как там твоя начальница? Справляется без тебя?

Взгляд мамы тут же изменился. Вот только что смотрела с любовью и нежностью, а стоило ей вспомнить о Маше, так сразу в глазах печаль, сочувствие, осуждение. И все в его адрес. Потому что мама не одобряла его чувств к Маше. И не потому, что та ей не нравилась. Мама просто считала, что Маша ему не по зубам.

– Кто она, и кто ты! – вырвалось у нее первым, когда она догадалась, что Денис влюбился. И тут же приговорила: – Она тебе не по зубам.

– Чего вдруг? – возмутился он тогда. – Потому что она майор, а я капитан?

– Ты у меня мачо, а она королева, – проигнорировала мама информацию о званиях. – Это редко совместимо.

И все. Больше за полтора года ни слова. И только вот теперь вдруг вспомнила.

– Она навещала тебя? – настырничала мама, когда он не ответил на ее вопрос.

– Да. Навещала. Когда я проснулся после операции, она уже была здесь.

Мама ненадолго задумалась. А потом, хитро прищурившись, поинтересовалась:

– А перед операцией вы с ней созванивались? Она что-то тебе говорила?

– Говорила.

– Что?

– Тебе не понравится.

– Что?! – повысила мама голос.

– Ну… Что если я соберусь помереть, она сама меня задушит или что-то в этом роде. Точно не помню.

И мама вдруг заулыбалась, повеселела и сказала, что это очень хороший признак. Что Маша волновалась за него не просто как за коллегу, а как за мужчину. Который, возможно, ей нравится. Денис криво усмехнулся, покачал головой и сказал:

– Это вряд ли, мам.

– Ты ничего не понимаешь в женщинах, Дениска. Поверь мне, у тебя есть шанс…

И вчера он в это уверовал. Это когда Маша позвонила ему и начала вздыхать.

– Не подумай. Я тебе не жалуюсь, капитан, – повторяла она без конца. – Просто такой откат! С чего теперь начинать? С кого? И тебя еще нет! А молодые… Ох, чудится мне, ничего они не добудут. Угораздило же тебя так вляпаться. Когда на выписку, не слышно?..

И пусть ее забота была продиктована профессиональной необходимостью. Пусть! Главное, она в нем нуждалась. Это было самое важное. И сегодня он собрался на выписку.

– Чего не позавтракал, Игнатов?

Санитарка, которая принесла ему утром кашу и бутерброд с маслом и сыром, раздраженно смотрела на тумбочку. Завтрак стоял нетронутым. Жидкий чай в стакане успел подернуться мутной пленкой.

– Простите, не голоден, – он обезоруживающе улыбнулся женщине средних лет, хватающей с тумбочки посуду. – Завотделением у себя?

– Был у себя после обхода. Сейчас не знаю. – Она покосила на него, оглядев с головы до ног. – А ты куда это такой красивый собрался? Не на выписку ли?

Он пробурчал в отчет что-то нечленораздельное. Но санитарка расшифровала как надо.

– Да, конечно! Второй день после операции, а он на волю захотел. И не мечтай, красавчик.

Грохнув дверью о притолоку, санитарка ушла. Денис отправился за ней следом и сразу же свернул к кабинету заведующего отделением. Стукнув костяшкой пальца в дверь матового стекла, он вошел, не дождавшись разрешения.

Заведующий отделением – ровесник Игнатова – сидел за столом и что-то печатал на компьютере. И без конца сверялся с бумагами, рассыпанными веером на столе. Докторская шапочка лежала возле левого локтя. Халат был расстегнут. Под ним белая футболка, а в ее вырезе – золотой крест на толстой цепочке. Неожиданно.

– Слушаю вас, – произнес он, не поднимая головы. – Только быстро. Я занят.

– Мне бы выписаться сегодня, доктор, – без предисловий проговорил Денис.

– Ух ты, – без особого выражения произнес заведующий. – На службу рветесь? Или личные дела покоя не дают?

– И то и другое.

– Речь о той высокой красивой даме, что вас навещала? Беспокоитесь, что, пока лечитесь, ее уведут? Сядьте, – приказал доктор, ткнув пальцем в стул у стены, головы он так и не поднял.

Игнатов послушно уселся, недовольно отметив, что прооперированная рана тут же заныла, стоило ему поменять положение.