Вот по этой причине Маша и сидела этим пасмурным вечером в своей заглушенной ради конспирации машине. Теряла время и отчаянно мерзла. Сушилин был в лучшем положении: он мог завести машину. Его визит в это забытое богом место был объясним, Машино присутствие – нет. Она призвана была зафиксировать визит шантажистки, факт передачи денег, а потом задержать ее.

Да, да, все происходило не по правилам. И она об этом знала. Но вызывать на пустырь коллег и понятых сочла лишним. Что-то подсказывало ей, какое-то ее природное чутье, что все пойдет не по плану. И Сушилин мог ее обмануть, и самого Сушилина могли обмануть. А она только людей дернет.

Пока она ждала и мерзла, позвонил подполковник Галкин. Уставшим голосом поинтересовался, где она.

– Надеюсь, не у постели раненого капитана Игнатова слезы проливаешь? Все с ним нормально. Ранение не тяжелое. Можно даже сказать, что пустяковое ранение.

– Никак нет, товарищ подполковник, я не в больнице. Но я там уже была. И не только из-за Игнатова.

И Маша подробно рассказала, как установила, каким путем мог проникнуть в отделение гинекологии убийца молодой девушки Ани Листовой, проживающей по поддельному паспорту на имя Востриковой Веры.

– Я также выяснила, что в вечер, предшествующий убийству, у нее побывала старшая медсестра приемного покоя – Аглая Антипова. Их громкий разговор с оскорблениями слышала проходившая мимо палаты дежурная медсестра отделения. Аглая Антипова, предположительно, мать Сергея Ложкина.

– Который – что? – поторопил ее Галкин, зевая.

Ну вымотался человек за день. А время одиннадцатый час. Может, он уже спать собрался. А на сон грядущий решил ей позвонить. Он же не думал, что ее отчет будет столь подробным.

У Галкина была человеческая жизнь, с нормальным распорядком и крепкой семьей. Это она, неприкаянная, работает и день и ночь. Мерзнет, недосыпает, недоедает. А чем ей еще заниматься? Надо же одиночество как-то скрашивать. Это мать ее так говорит, как правило не без сарказма, не Маша так думает.

– Который у нас – что? – вернул ее к действительности сонный голос подполковника.

– Подозревается в убийстве главаря бандитской группировки – Носова Ильи Петровича.

– У которого Ложкин что сделал? – Галкин снова зевнул. – Правильно. Украл камни. И что у нас выходит, майор? Сын Аглаи обокрал бандитов, решил сбежать со своей невестой, выправил ей фальшивый паспорт. Но тут вмешался его величество подлый случай. Та маршрутка, на которой они ехали – она в больницу, он неизвестно куда, – попадает в аварию. Девушку на «Скорой» доставляют в больницу, Сергей сбегает, успев убить Носова, который его пас. Мать Сергея, узнав о происшествии, возможно от позвонившего ей сына, приходит в ярость и винит во всем будущую невестку. Она, возможно, считает, что сын попал в переделку из-за нее. Девушка беременна, нужны деньги на будущее, вот сын и вляпался в воровство. Только украл не у тех и не то. Вечером она незамеченной приходит в отделение, забравшись через окно пожарного хода. Скандалит с девушкой. Уходит. Но ночью возвращается и убивает ее. Устраняет как помеху будущему счастью сына, как пудовую гирю на его ногах. Или… Или это сделал сам Сергей по той же самой причине: девушка стала для него обузой. Ну что же, майор, вполне себе рабочая версия. Осталось мать с сыном задержать, допросить с пристрастием, и дело можно будет передавать в суд. Оба убийства будут раскрыты по горячим следам.

– А Сушилина?

– Что Сушилина? Какая такая Сушилина? – сразу насторожился Галкин.

– Кондитер. Она поступила после аварии с сердечным приступом. Из больницы она пропала. А потом ее тело нашли в морозильнике собственной кондитерской, – напомнила Маша и тут же зажмурилась.

Реакция Галкина была предсказуемой – он сейчас примется на нее орать и призывать не искать проблем там, где их нет и быть не может. Обязательно упомянет черную кошку в темной комнате, вспомнит про «глухарей», токующих на архивных полках из-за таких же вот активисток типа Маши.

Но Галкин в тысячный раз за время их совместной работы снова ее удивил.

– Да, с Сушилиной этой как-то все непонятно, Маша. Вроде и несчастный случай, да. Наши надзорные органы не нашли бы там, до чего докопаться. От родственников никаких претензий. Дело открывать на пустом месте – кто же похвалит, так?

– Так, – изумленно моргала Маша, пытаясь сквозь ветровое стекло своей машины рассмотреть хоть что-то дальше капота.

Темнота была непроницаемо черной, казалось, она даже звуки большого города поглотила. Было очень тихо, если не считать ровного гула мотора машины Валерия Сушилина. Он мог себе позволить не мерзнуть. Она нет.

– А вот точит меня и точит сомнение, Маш, – продолжил Галкин. – Что, она настолько дурой была, что ли, – кондитерша эта?

– Дурой не была, – подтвердила Маша. – Ухитрялась при слабом здоровье и бизнес держать на плаву, и мужа молодого возле себя.

– Во-от… – протянул подполковник и снова зевнул. – И вдруг полезла в холодильник! Зачем? Коробки с маслом считать? Бред.

– Бред, товарищ подполковник. Она могла их сосчитать, стоя рядом с холодильником. Если только ей не стало плохо в тот момент и она не упала лицом вперед. Но она не упала. Она будто споткнулась о порог, порвала тапку, и дверь за ней захлопнулась.

– Прямо сама собой? – с сомнением пробормотал Галкин. – Ладно, будем действовать по ситуации. Вскроются какие-то факты – дадим делу ход. Не будет фактов – станем молчать. И дела никакого не будет. Экспертное заключение – хорошая страховка, Маша.

– Так точно.

Краем глаза она заметила, как дверь машины Сушилина открылась и он полез на улицу. Она насторожилась.

Она что – просмотрела Катерину? Где она? Вдруг стоит где-то в кустах и наблюдает за отсветом ее мобильника? Вот она прокололась.