Сушилин встал рядом с машиной так, чтобы свет от фар падал прямо на него. И принялся делать ей призывные знаки руками. Что-то произошло, пока она говорила. Надо было поторапливаться. Маша никак не успевала поставить в известность подполковника и рассказать, где она и зачем. Да и Галкин, в очередной раз зевнув, поспешил с ней проститься.

Маша убрала телефон в карман ветровки, выбралась из машины. Сушилин уже стоял рядом с передним левым колесом.

– Она не придет, товарищ майор, – выпалил он сразу, как Маша подошла к нему.

– Кто она? – прикинулась она непосвященной.

– Хватит вам дурака валять, – обиделся он даже. – Не пытайтесь поймать меня на слове. Все кондитеры у Фаины – девушки. Мужчин нет. Никто посторонний не мог скопировать записи. Только кто-то из коллектива. И это сто процентов девушка, женщина. Стало быть, она.

– Принято, – холодно улыбнулась она Сушилину.

Но тот в темноте, конечно же, ничего не увидел. Он принялся расхаживать перед ее машиной и возмущаться:

– Такая гадина! Зачем писать сообщение, присылать какие-то левые фотки, требовать денег и не являться на встречу?! Для чего это было сделано? Чтобы нервы мне помотать?! Гадина! Вот готов сотрудничать, товарищ майор, по полной! Хочу привлечь эту дрянь к ответственности!

– То есть вы хотите дать этому делу официальный ход? – уточнила она, ежась от прохлады.

– Конечно! Я готов написать заявление на шантажистку. Она станет меня вот так из нормальной жизни через день выдергивать. Будет играть на моих нервах, присылая какое-то фуфло! – распалялся Сушилин, ускоряя шаг.

– Почему фуфло?

Маша посмотрела на часы – без четверти одиннадцать. Видимо, Катерина передумала являться на встречу. Или, приехав, заметила ее машину и все поняла.

– Да потому, что на фото не я! – выпалил Валерий. Помолчал и вдруг добавил: – А если и я, то, может, год назад! Этому костюму с бейсболкой уже два года!

Ага! Вот как! Прямо следует ее рассуждениям, словно мысли считал. Посидел, подумал и понял, что присланными ему на мобильник фотографиями доказать ничего не возможно.

– Разберемся, Валерий. Не нервничайте. И да, вы правы. Никто не приедет. Расходимся…

Вваливаясь в свою квартиру, она так злилась, что не стала отвечать на звонки с неизвестного номера.

– Идите вы все! – шипела Маша, снимая кроссовки и вешая ветровку на крючок вешалки. – Есть хочу. Спать хочу.

Она достала начатый еще Игнатовым батон докторской колбасы, нарезала толстыми кружочками, уложила на зерновой хлеб для тостов и стала жадно есть. Пока жевала, вскипятила чайник, залила пакетик в большой чашке. И, не дождавшись, пока заварится, принялась осторожно пить крутой кипяток. Поймав свое отражение в черном квадрате кухонного окна, Маша неожиданно расстроилась.

Мать во многом права относительно жизни дочери. А в одном особенно: Маша бездарно проживает свои годы. Вот на кого она сейчас похожа? Разве в отражении черного стекла женщина? Трикотажная черная кофта с длинными рукавами, которая пропотела давно. Черные джинсы. Лицо осунувшееся. Даже отражение в стекле этого не скрывало. Дурацкая «кукуля» на макушке давно растрепалась.

Как? Как можно любить такое чучело? А Игнатов утверждает, что любит! Врать он не может. И если не видит ничего из того, что сейчас очевидно Маше, может, и правда любит? Она ведь так частенько выглядит. А точнее – почти всегда. Любит? Может быть, может быть…

Только вот ей что делать с его любовью? Она же не сможет ответить ему взаимностью. И не потому, что он урод и она неспособна с ним ну никак, ну ни за что. Просто она любить, кажется, совершенно не может.

– Вот такое ты, Машка, чудовище, – проговорила она с горечью и, недоуменно посмотрев на колбасу, выбросила ее в мусорку.

Она не любила колбасу. И ветчину. И сосиски с сардельками. Всем на свете переработанным продуктам предпочитала кусок мяса. Можно с салатом. А можно и просто с одним свежим огурцом. Игнатов, засранец, незаметно протащил к ней в дом колбасу.

Странно, но почему-то подумала она об этом без раздражения. Заулыбалась. И даже поступивший на ее мобильник звонок с незнакомого номера не оставила без ответа, хотя на часах было уже двадцать три тридцать.

Игнатов? Его телефон разрядился, зарядки у него не было, она еще только завтра должна ему ее привезти. И он у кого-нибудь попросил телефон и звонит ей, потому что…

– Да! – ответила Маша, разогнав рой мгновенно налетевших мыслей. – Чего тебе не спится-то?

– Мария Валентиновна, это вы? – ответил ей испуганный женский голос.

– Так точно. Вы кто? Почему звоните так поздно?

На мгновение сердце екнуло. Подумалось, что что-то случилось с матерью и звонит ее соседка. Или Игнатову внезапно стало плохо и об этом ей сообщает дежурная медсестра. Хотя она знала, что молодых соседей у матери нет, а с Игнатовым ничего плохого произойти не могло. Она навещала его сегодня и говорила с доктором. Операция прошла штатно. Состояние удовлетворительное.

И все же…

– Катю убили, товарищ майор. Я ее коллега, работали вместе на Сушилину. – Девушка отчетливо всхлипнула. – Такая беда! Как такое могло случиться!