Однако я не мог заставить свой язык произнести эти слова, потому что их было недостаточно. Поэтому я просто прижался ближе к своему брату, закрыв глаза и купаясь в ощущении того, что он дома. В моем сердце была вырезана дыра в виде него, и теперь, когда он вернулся, я собиралась бороться за то, чтобы он остался здесь навсегда. Я не знал, как убедить в этом Фокса, но, черт побери, я придумаю. Мы вчетвером нуждались друг в друге, он должен был это видеть. И, конечно, Чейз уже поплатился с лихвой за свои ошибки. Проблема была в том, что Фокс был упрямым мудаком, и у меня было чувство, что убедить его будет так же легко, как сдвинуть непоколебимую стену. Но я попробую. Я просто должен попытаться.

***

Я проснулся от грохота и резко сел, оттолкнув руку Чейза, которая была протянута надо мной. Лампа была опрокинута и разбилась вдребезги.

— Включи свет! — рявкнул он.

— Воу, воу, — я попытался успокоить Чейза, когда он толкал меня и боролся, впиваясь ногтями в мою кожу.

Он попытался перелезть через меня, чтобы встать с кровати, и я оттолкнул его, но он не прекращал сопротивляться, казалось, находясь в каком-то безумном трансе.

— Это я, чувак, — сказал я ему, пытаясь разглядеть его в темноте, и его руки ослабли на мне, вместо этого начав дрожать.

— Свет, — взмолился он. — Включи свет, Джей-Джей.

Я встал с кровати, пересек комнату и включил свет, как раз в тот момент, когда дверь распахнулась и на пороге появился Фокс в одних боксерах с поднятым пистолетом.

— Все в порядке, — сказал я, отводя пистолет в сторону, и он опустил его, переведя взгляд с меня на кровать, где Роуг все еще обнимала вздымающуюся грудь Чейза, крепко-блядь-спящая.

— Что происходит? — Фокс зарычал, входя в комнату и глядя на меня в ожидании объяснений, избегая напряженного выражения лица Чейза.

У меня точно не было ответа, поэтому я просто поджал губы, и Чейз ответил за меня.

— Он часто оставлял меня в темноте, — пробормотал он. — На секунду мне показалось, что я все еще… — он замолчал, его челюсть задергалась, и румянец смущения залил его щеки. Гнев скрутил мне грудь узлом, и я шагнул обратно к нему, опускаясь на колени на кровати, попадая в поле его зрения.

— Ты дома, Эйс, — твердо сказал я. — Ты никуда не уйдешь.

Я почувствовал, как Фокс ощетинился от этих слов, но он не сказал ничего, чтобы возразить, и я был благодарен за это. Безумный взгляд Чейза ослаб, и он со вздохом облегчения откинулся на подголовник, положив руку на спину Роуг. В какой-то момент она сняла футболку, так что осталась только в спортивном лифчике и трусиках. Она прижалась к нему теснее во сне, а ее пальцы сжались на его плоти, когда она прошептала его имя.

Я посмотрел на Фокса, в его глазах читалась война, прежде чем он повернулся и зашагал прочь в направлении своей комнаты, оставив дверь широко открытой.

Здоровый глаз Чейза был закрылся, когда он прижал Роуг к себе так, словно ему было трудно ее отпустить.

Я подошел к дальнему окну, раздвинул шторы и посмотрел вниз, на внутренний дворик, небо только начинало светлеть. Мое сердце весило тысячу тонн, пока я стоял там, переживая за Чейза и зная, что он уже никогда не будет прежним после того, что с ним случилось.

Вскоре я обнаружил, что скользнул обратно в постель, вдыхая его запах и пытаясь найти покой в том факте, что мы вчетвером снова были вместе в этом доме. Но почему-то все, что я смог найти, — это смятение. Потому что Роуг злилась на меня, Чейз был сломлен, Фокс никогда не позволил бы ему остаться здесь надолго, а Маверик был отрезан от этой семьи, как конечность, которую никогда не удастся присоединить вновь. Под тяжестью всего этого я снова погрузился в сон, где меня ждали только кошмары.

***

Дни пролетали незаметно, и мы вошли в привычный ритм: Фокс избегал Чейза, насколько это было возможно, принося ему в комнату еду и питье и отказывая в просьбах дать сигареты и выпивку вместо обезболивающих. Чейз принимал лекарства только в присутствии Роуг, позволяя ей проталкивать их между его губами и запивая стаканом холодного молока. Каждый раз, когда она это делала, она целовала его в щеку, и что-то подсказывало мне, что именно ради этого он это и делал.

Всякий раз, когда я наблюдал за ним с ней, мне было ясно без тени сомнения, что он влюблен в нее. Наверное, я всегда это знал, но никогда это не было для меня так очевидно, как сейчас. Что-то изменилось в нем после времени, проведенного с Шоном, и он больше не боролся со своим желанием наблюдать за ней. Теперь его взгляд следовал за ней, как будто он был землей, а она — солнцем, центром его вселенной, причиной, по которой его мир продолжал вращаться. И единственное, что я почувствовал по этому поводу, была грусть. Потому что Фокс собирался снова отослать его, и он знал это. Вероятно, именно поэтому он позволял себе так часто смотреть на нее, потому что период выздоровления — это все, что у него осталось с ней. И если бы меня заперли и пытали в подвале несколько недель подряд, будучи уверенным, что я больше никогда не увижу Роуг, а она вдруг снова оказалась бы передо мной, я бы тоже хотел упиваться каждым мгновением с ней.