Наконец он вернулся в постель и почувствовал тепло рук Грея. Грей прижал его к себе, прижался к спине Эйвери, одной рукой поглаживая бедро Эйвери. Эйвери уже почти заснул, когда Грей заговорил.

– Дело было не только в том, что мне надоело спорить.

Эйвери даже не открыл глаз.

– Хм?

– Дело было не только в том, что меня тошнило от отцовской версии домашнего обучения. Дело было в том, что я видел, что такое академия. Я видел, что это сделало с моим отцом и братом.

Мозг Эйвери начал просыпаться. Он понял, что Грей открылся ему так, как никогда раньше. Он вспомнил предыдущую ночь, когда Хулио казался более злым, чем Мори.

– Что случилось с Хулио?

– У него тоже есть ученая степень в области климатологии. Магистр. И степень бакалавра в области журналистики. Ты можешь, блядь, в это поверить? Он специально сделал это, чтобы писать о нашем отце. Не все время, конечно, но довольно часто.
– В его резком смехе было больше гнева, чем веселья.
– В любом случае. Он писал для трех или четырех разных журналов и пары блогов. Какое-то время это была отличная работа. Но потом, когда университет вынудил моего отца уйти на пенсию, Хулио написал о том, что, если позволить политике руководить наукой, это вообще перестанет быть наукой.

– И что произошло?

– Произошло то, что все те непрофессионалы, которые читали журнал, пришли в ужас, как и ты. Они сказали, что с наукой все в порядке, и если бы это была журналистика такого типа, которую они хотели получить, они бы больше не читали журнал. Потому что, в конце концов, СМИ сказали им, что Хулио и мой отец были неправы, независимо от того, сколько у них ученых степеней или исследований. И так, один за другим, все журналы отказывались от него.

– Вау.

Рука Грея потянулась к животу Эйвери.

– Честно говоря, я все равно не был уверен, что подхожу для колледжа.

– Ты достаточно умен.

– Дело не в этом. Я знал, что смогу управляться с интеллектом. Я просто...
– Его рука скользнула вверх по груди Эйвери и ущипнула его за сосок. Сосок уже болел, и эта новая боль заставила Эйвери ахнуть. Но, похоже, Грей делал это не нарочно. Его мысли были далеко.

Эйвери убрал руку Грея, все еще прижимая ее к своей груди.

– Ты просто что?
– спросил он.

– Мне нужно было что-то, чтобы заглушить шум. Я знал, что в школе будет только хуже.

– Что за шум?

Но Грей, похоже, ответил на какой-то другой вопрос. Тот, который Эйвери вообще не задавал.

– Или, может быть, я просто не хотел соревноваться со своим братом.

***

Приятно было снова завоевать расположение Грея, но Эйвери не забыл свой разговор с Уорреном. Ужин с Кармен и Мори только подтвердил его первоначальный вывод, ему отчаянно нужно было расширить свое мировоззрение. И вот в течение следующих нескольких дней он взял за правило поговорить с как можно большим количеством людей в «Тап Хаус».

И, что более важно, он взял за правило выслушать их.

Он научился не объединять людей в группы, потому что это было слишком неудобно. Они боялись говорить о политике, боялись, что их друзья отвернутся от них. Это показалось Эйвери трагичным. Люди даже не могли поделиться своим мнением с друзьями, не подвергаясь нападкам? Как это могло иметь смысл? Разве дружба не должна быть важнее верности партии?

Но Эйвери заверил каждого из них, что хочет только услышать, что они скажут, и один на один они открывались ему.

Некоторым людям просто было все равно. Тейлор прямо сказал, что он вообще не обращал внимания на политику, и он был не единственным. Многие считали политику не более чем бессмысленной игрой, в которую играет элита, чем-то, что не имеет никакого отношения к их повседневной жизни.

– Все равно ничего не изменится, - сказал один из них.
– Зачем тратить мое время?

– Демократы. Республиканцы. Они все одинаковые, - сказал ему другой.
– Просто кучка эгоистичных, жадных до денег клоунов, которые трахают всю страну, набивая собственные карманы.

Эйвери не позволил этому обескуражить себя. Он искал знания, а не аргументов. Когда он находил кого-то, кто признавал, что считает политику бессмысленной, он просто шел дальше. Он поговорил с членами группы по изучению Библии, которые склонялись левее, чем он ожидал. Он поговорил с вязальщицами, которые склонялись правее, чем он ожидал. Он поговорил с несколькими «Мишками Тедди», которые представляли весь политический спектр.

Поначалу было трудно научиться не занимать оборонительную позицию. Эйвери приходилось постоянно напоминать себе, что суть не в том, чтобы решать, правильно это или нет. Суть заключалась в расширении его собственного кругозора. И дело было не в том, что он внезапно изменил свою позицию по этим вопросам. Он все еще нутром чуял, что чаще всего поступал правильно. Но в каждом отдельном вопросе были моменты, которые он не учел. Нюансы, которые он игнорировал, или вопросы, задаваемые другой стороной, на которые он никогда не удосуживался ответить.