Феанор пожимает плечами, будто ему и правда нечего делать:

— Мне нечего устраивать.

Ну-ну.

Я направляюсь к выходу, но в коридоре меня догоняет Лакомка, озадаченно нахмурившись:

— Мелиндо, а ты не знаешь, почему Олежек такой сонный всё утро?

Усмехаюсь:

— Знаю. Полночи не хотел спать — теперь наверстывает. А ночью снова устроит веселье. Так что готовьтесь.

Лакомка улыбается, но грустненько так:

— Да уж, наш малыш такой энергичный.

Вспоминаю недавний разговор с Морозовым и, прикинув, что этот момент лучше озвучить сразу, невзначай спрашиваю:

— Кстати, а Ненея в курсе, что Морозов планирует взять в гарем ещё нескольких альвиек?

Лакомка моргает, на секунду теряя свою фирменную невозмутимость. Явно не ожидала такого поворота.

— Нет. Но теперь узнает… и с него не слезет. А то ведь ещё и жалела его, дурочка!

Пожимаю плечами:

— У них что ли ещё не было, скажем так, любвиобильной ночи?

Лакомка качает головой, её золотые волосы мягко колышутся.

— Просто Ненея слышала, что местным аристократкам до брака нельзя — ни-ни. Решила сначала заслужить репутацию. Поэтому держалась. Но теперь… теперь Морозов точно не сможет даже думать о других альвах. Не сможет физически.

Хмыкаю, представив, как будет выглядеть его ближайшее будущее.

— Ну, тогда понятно, в чём причина.

Мысленно усмехаюсь. Альвы славятся своим темпераментом и, скажем так, любвеобилием. Одной альвийской жены с лихвой хватит даже Мастеру.

А вот Грандмастер — это уже другое дело. У них и энергии побольше, и аппетиты соответствующие.

Но вслух этого не говорю. Просто хмыкаю, легонько щёлкаю Лакомку по носу и ухожу к машине.

Водитель Пётр подбегает на ходу, дожевывая бутерброд. Рот набит, но он всё равно пытается говорить, отчего звучит что-то вроде:

— Фхеф… гмф… готов…

— Шеф у тебя телепат, — напоминаю по мыслеречи. — Так что открывать набитый рот вовсе не обязательно. Смекаешь?

— Понял, шеф, — мысленно отзывается он и открывает передо мной дверь: — Транспорт готов. Можно ехать.

Сажусь, машина трогается. Едем к Хлестаковым. Уже через Ломтика проверил, что Радий Степанович дома. Значит, разговор состоится. Надо поговорить с боярином напоследок, дать Семибоярщины шанс согласиться на честную гонку. Да, я хочу урегулировать вопрос с Междуречьем без козней. Но если он не поймёт… Что ж, я хотя бы буду точно знать, кто мои враги.

По дороге внезапно звонит Красный Влад.

— Привет, Данила.

— Доброе утро, Владислав Владимирович.

— Слушай, Данила, я уже в курсе, что Воробьёв за одну ночь передал почти все склады и базы в Междуречье твоим людям.

На секунду пауза, будто он всё ещё не до конца понимает, как это вообще возможно.

— Не расскажешь, как ты добился такой щедрости от боярина?

Хороший вопрос, Владислав Владимирович.

Глава 19

Улыбаюсь и включаю громкую связь.

Спокойно отвечаю, даже не пытаясь увиливать:

— Артём Кириллович переборщил с действиями в отношении меня. Со своим родственником позволили себе слишком много. А раз он нанёс моему роду оскорбление, у него просто не осталось выбора, кроме как компенсировать это своим вооружением.

В трубке короткая пауза. Я слышу, как Красный Влад усмехается:

— А почему Артём Кириллович согласился именно на такую большую компенсацию?

— Потому что иначе бы мне пришлось рассказать вам о характере его безнравственных действий, Владислав Владимирович.

— Приятно, что ты этого не скрываешь, Данила Степанович.

Хмыкаю. А смысл скрывать?

Во-первых, такое не утаишь. Слишком уж шустро Воробьёвы передали склады и базы — это ж не пару ящиков патронов за бутылку обменять. Любая версия, кроме правды, выглядела бы откровенно идиотской.

Во-вторых, если начать юлить и пытаться что-то запудрить, Владислав Владимирович это почувствует моментально. Перестанет доверять, а это уже мне невыгодно. Родовые тайны я, конечно, скрываю — безопасность жён и сына прежде всего. Но напрямую не вру. Да и о причинах таких «подарков» Воробьёва Красный Влад бы всё равно догадался.

— Приятно, что вы цените мою честность, Владислав Владимирович, — парирую.

Машина несётся по трассе. За окном мелькают огни придорожных домиков, где-то вдалеке тянутся линии электропередач. Пётр за рулём с видом человека, сосредоточенного только на дороге.

В трубке раздаётся лёгкий выдох, потом Владислав с той самой ленцой в голосе, за которой скрывается железная решимость, выдаёт:

— Может, мне наконец расковырять этот клубок змей под названием Семибоярщина? Как считаешь, Данила?