Блайнер не позволил задержаться и потащил к штабу, заставив перейти с шага на бег.

— Не смотри по сторонам, — резко приказал он.

Но отдельные картинки всё равно запечатлелись в памяти навсегда, чтобы снова и снова приходить в ночных кошмарах. Раздробленные панцири монстров и рядом с ними — обгоревшие и покрытые грязью фрагменты тел, опознать которые порой можно было лишь по обуви или кускам одежды. Или наоборот — неожиданно чистое, застывшее лицо, смотрящее в бесконечность. Знакомое лицо…

Мы обогнули место пиршества смерти, некогда бывшее плацем, и вошли в штаб через раскуроченный главный вход.

Внутри царила разруха — два телифона забрались в здание и мясорубками прошлись по живому, прежде чем их убили. Южная часть штаба не пострадала, и там, в старом медблоке, разбили лазарет.

Как только я оказалась в привычной среде и увидела раненых, мысли сразу стали чёткими и ясными.

— Капрал Фоль, принесите из моего кабинета всё, что найдёте целого из снадобий и материалов, — распорядилась я, увидев его рядом. — И захватите мне чистую одежду. Быстро!

Прошлась между больными, мгновенно определила и подпитала самых тяжёлых. Фоль, видимо, не понял моего распоряжения и принёс свою одежду, но мне было уже всё равно. Я заперлась в ванной, быстро стянула с себя вставшее колом от крови и грязи форменное платье и впервые в жизни надела мужские брюки и рубашку.

Раненых оказалось так много, что в другом случае я бы растерялась. Но смерть Мервела потрясла столь сильно, что эмоции отключились. И стало легче. Я просто принялась за свою работу, отдавая приказания одно за другим. Не знаю, сам Фоль вызвался их исполнять или его назначил командор, но его помощь сыграла огромную роль.

Я переходила от пациента к пациенту. Зашивала раны, промывала и обрабатывала ожоги, останавливала кровотечения и даже умудрилась приживить выбитый глаз. Фоль и Тоулайн исполняли мои распоряжения и таскали мне артефакты-накопители.

Остаточной магии вокруг скопилось так много, что она разлилась рекой и затопила всё пространство медблока. Вскоре оно резонировало от силы так же, как маголёт под управлением Блайнера.

Работа затянула настолько, что я не заметила, как сначала стемнело, а потом рассвело. Когда Фоль принёс булочку и бутыль компота, лишь отмахнулась — от еды меня бы стошнило. Капрал попытался настаивать, но хватило сурового взгляда, чтобы он отстал.

Полдень наступил неожиданно, и когда появился командор, я лишь сипло спросила:

— Сколько погибших?

— Семьдесят четыре человека. В основном — вспомогательный персонал и гражданские, — спокойным голосом ответил Блайнер, и со стороны могло показаться, что он равнодушен, но я уже знала, что это не так и не может быть так. — Воскресить смогли лишь шестерых.

— Да, Фоль мне сказал. Они у меня под наблюдением, трое очень слабы, но их жизням ничего не угрожает. Ещё есть семеро тяжёлых — шестеро полуденников и интендант.

— Присмотри за ним, — тихо попросил командор.

— Я делаю всё что могу. Половину оставшихся я поставлю на ноги к вечеру. Ещё треть — к завтрашнему утру. С остальными нужно будет повозиться.

— Тебе нужен отдых, — сказал Блайнер, посмотрев на меня красными от перенапряжения глазами.

Только сейчас обратив внимание, что мы перешли на ты, подумала: да какая теперь уже разница?

— Всё равно не смогу уснуть. Я нужнее здесь, — ответила, глядя ему в глаза. — Будут другие распоряжения?

— Нет. Мы похоронили останки погибших, а тела тех, кого смогли опознать, отправили родным. Эвакуировали гражданских. Теперь ремонтируем повреждённые тварями маголёты, вставляем окна. Казарма тоже пострадала. Если тебе требуются люди, дай знать.

— Нет, мы справляемся. Хорошо, что успели обновить запасы медикаментов.

— Ты успела, — поправил командор. — И это спасло жизни. Тебе что-то нужно?

— Только накопители.

— Накопителей больше нет.

— Тогда ничего.

— Ладно, не буду тебя отвлекать. Когда будешь готова к разговору, найди меня.

Я снова кивнула.

После ухода командора погрузилась в работу с головой и вскоре забыла о нём. Никогда раньше не выкладывалась досуха, и только теперь поняла, как целитель может ошибиться и случайно позволить своему духу развеяться, отдав все жизненные силы без остатка. Если бы на руках у меня сейчас оказался ещё один тяжёлый раненый, я бы тоже отдала ему всё, лишь бы он выжил.

Мне до конца открылась обратная сторона целительства — непомерная цена ошибки. Внутри поселился новый страх — потерять пациента, и он был настолько мощным, что парализовал бы целиком, если бы я не загнала его куда-то вглубь, на задворки сознания.