Шрифт:
— Не говори глупостей. Быть может, проклятие ещё можно снять.
— Нельзя. В том и дело, что нельзя… Наши родители пытались и погибли. Никто из ритуалистов так и не смог найти решения. Мы смирились с мыслью, что проклятие неснимаемое.
— Я даю слово, что поговорю с тётей и попрошу её вмешаться.
— Вряд ли это поможет, Кеммер. Проклятие усилено волей Танаты, а люди бессильны против богов. Пожалуйста, не увольняй меня. Я буду ходить на зарядку и ни за что больше не надену сковывающее движение платье на работе. Ты же сам не отрицаешь, что я хорошо справилась с исцелением раненых. Клянусь, что больше никогда не стану перечить тебе, как бы сильно мне этого ни хотелось. Я сделаю всё, что угодно, лишь бы остаться!
Кеммер не выносил женские слёзы и предпочёл бы сражаться с кантром врукопашную, чем продолжать этот разговор. Он впервые ощущал себя настолько бессильным и загнанным в угол.
Он ненавидел себя, ненавидел Разлом, ненавидел то, что не мог оставаться равнодушным, и ненавидел решение, которое обязан был принять.
Двадцать девятое эбреля. Поздний вечер
Адель
— Нет, Аделина. Я считаю, что для тебя в части слишком опасно.
Слова командора прозвучали приговором, и я никак не могла поверить, что на этом всё закончится. Закончится тогда, когда я впервые показала свою полезность.
— Кеммер, пожалуйста, дай мне хотя бы пару дней на то, чтобы освоиться с этой мыслью. Очень прошу: не давай ход ни рапорту, ни благодарности. Я обещаю не спорить и не пререкаться…
— Ты уже споришь, — тяжело вздохнул он. — Хорошо. Ты можешь остаться на должности до увольнительной, а потом уедешь в оплачиваемый отпуск и уже из Кербенна подашь рапорт. Но хочу заверить тебя, что не передумаю.
— Ты считаешь, что это я виновата в смерти Мервела? Что если бы я не споткнулась…
— Нет, Аделина, — командор неожиданно шагнул ко мне и взял за плечи. — Я не считаю, что ты хоть в чём-то виновата. Но тебе не место в армии. Если ты настолько сильно нуждаешься в работе, я поспрашиваю у деда, у него хорошие связи и наверняка найдётся какая-то подходящая вакансия. И поговорю с тётей, как уже пообещал. Помогу тебе финансово и даже премию выпишу на прощание.
— Я же Боллар…
— Я помогу тебе как Аделине, а не как одной из Болларов. Но я всё равно не хочу, чтобы ты оставалась в части, и это окончательное решение.
— Кеммер, это была невыносимо сложная ситуация, — попыталась оправдаться перед ним. — Я всего лишь не хотела, чтобы Мервел умер…
— Я понимаю, Аделина. Но и ты пойми — мы на войне. А на войне приказ может быть любым, в том числе и таким, что нужно идти и умирать самому. Если увижу, что одна смерть спасёт сотни жизней, то я такой приказ отдам. И каждый, кто служит в моей части, его выполнит. Вот в таких дерьмовых обстоятельствах мы находимся, когда один драконов выбор хуже другого. И судя по всему, скоро мы будем ностальгировать по временам, когда прорывы случались всего по паре раз в месяц и только у Разлома.
Поняв, что он не передумает, я просто уткнулась ему в грудь и разревелась. Вместо того чтобы прочитать нотацию о недопустимости подобного поведения, он крепко меня обнял, и отчего-то стало только больнее и горше. Слёзы лились ручьём, а я никак не могла вспомнить заклинание, блокирующее работу слёзных желёз. И перестать тоже не могла. Плакала и плакала, пока Кеммер мягко не позвал:
— Аделина…
— Адель, — всхлипнула я. — Аделиной меня только противная гувернантка называла.
— Адель, посмотри на меня, — попросил он.
Я подняла заплаканное лицо, стыдясь и покрасневшего носа, и несдержанности, и двух мокрых овальных пятен, образовавшихся на мундире командора. На короткое мгновение показалось, что он меня поцелует, и безумно захотелось ощутить этот поцелуй на губах. Кеммер наклонился ко мне ближе, его сердце бешено заколотилось в груди.
Время замедлило бег. Я замерла в ожидании. Кеммер наклонился ещё ниже, к самому моему лицу, и я не только не отодвинулась, но даже подставила губы, потянулась к нему сама.
Однако поцелуй так и не случился. В последний момент командор отстранился и сказал:
— Я прошу прощения за все резкие слова, которые говорил. Пожалуйста, знай, что теперь я хочу твоего увольнения по совсем иным причинам, чем вначале. Ты прекрасная целительница, заботливая и очень способная. А ещё ты нобларина, достойная куда большего, чем эта часть и такой командор, как я. И никто ни в чём тебя не винит. Мервел мог погибнуть десятками разных способов, и я гарантирую, что он первый заверил бы тебя, что всё случившееся — просто трагическое стечение обстоятельств, а ты сделала всё возможное. И если вдруг кто-то посмеет сказать обратное, то я лично объясню ему, где он ошибается. Но я уверен, что никто не посмеет.