— Не думаю, что это хорошая идея, — проговорила я, сурово глядя ему в лицо. — Я не могу дать вам того, чего вы хотите, а ваша настойчивость меня смущает и утомляет. Будет лучше, если на этом наши пути разойдутся, капрал Фоль.

Сказанное явно пришлось ему не по вкусу, и он слегка скривил полные губы, но потом внезапно переменил настроение и предложил:

— Раз это последняя ночь нашего знакомства, предлагаю хотя бы попить чая с конфетами. Мне намедни прислали шикарный горный чай из Эстрены. И шоколадные конфеты, тоже эстренские. С мармеладом. Я, собственно, хотел вам их вручить, но думал, что вы откажете.

— Скорее всего, отказала бы, — признала я, а потом сдалась, вспоминая, как самоотверженно Фоль помогал мне в медблоке: — Ладно, давайте попьём ваш чай, раз уж это действительно последняя ночь. Об эстренских шоколадных конфетах я слышала, но попробовать их не доводилось.

— Вернусь через минуту, — широко улыбнулся он и исчез за дверью.

Вскоре он объявился с крошечной деревянной шкатулкой, содержащей ароматный чай. Стоило приоткрыть крышку, как цветочно-ягодный дух рванулся наружу и заполонил весь медблок ярким, сочным запахом весны.

Заварника у меня не было, так что я вскипятила немного воды в сотейнике, а затем Фоль сам заварил в нём чай, после чего разлил по кружкам. Янтарно-жёлтая жидкость исходила паром, и я несколько раз подула на неё, чтобы поскорее остыла.

— У вас мёда случайно нет? — спросил капрал. — Люблю ложечку мёда в чай добавить.

— Есть немного.

Я поднялась с места и достала из шкафа две баночки, одну из собственных запасов, подаренную матерью прооперированной нами девочки с опухолью в голове, и вторую — местную, заказанную вместе с другими ингредиентами.

Капрал положил себе немного мёда, а я не стала добавлять. Хотелось распробовать необычный чай таким, каким он был задуман.

Фоль раскрыл коробку и предложил мне выбирать первой. Я замерла с детским предвкушением, и мысли об увольнении отступили на задний план. Взяла одну конфетку в форме ягоды и откусила.

Очень вкусно! Язык обволокло ощущение сладкой свежести, контрастирующей с лёгкой шоколадной горчинкой. Вкус постепенно раскрывался, и всё новые оттенки ягодных сочетаний сплетались в единый восхитительный коктейль.

Наверняка такие конфеты стоят баснословно дорого, и при других обстоятельствах попробовать подобное чудо мне бы не довелось.

Вкус чая тоже оказался выше всяких похвал. Необычный, многогранный, даже слегка вяжущий. Он расцветал во рту и мгновенно растекался по телу негой и горячим блаженством.

Три конфеты и почти целую кружку обжигающе горячего чая спустя я раскраснелась, расслабилась и разоткровенничалась:

— На самом деле увольняться я не хочу… Но на этом настаивает командор.

— Неужели? — сверкнул глазами капрал. — Как низко с его стороны…

Фоль пододвинулся ближе, и хотел сказать что-то ещё, но в этот момент раздался уверенный сухой стук в дверь. Я широко распахнула глаза и прошептала:

— Это Блайнер!

Капрал молниеносно схватил со стола кружку — правда, по ошибке, мою! — и ловким, слитным движением махнул через подоконник и нырнул в ночь.

Я быстро и бесшумно заперла окно, отворила дверь и впустила Кеммера.

— Адель, я хотел узнать, закончила ли ты инвентаризацию и не нужно ли прислать кого-то в помощь.

— Нет, не нужно. Я почти закончила. Осталось только перепроверить и поставить подпись.

При взгляде на строгое, словно из стали отлитое лицо Блайнера, я поймала себя на странной, шальной мысли, как уговорить его оставить меня в части. Эта мысль настолько настойчиво засела в голове, что я пригласила командора за стол и предложила ему чай. Он согласился, с подозрением глядя на металлическую шкатулку:

— Это эстренский чай?

— Меня угостили, — сочла нужным пояснить я, достала чистую кружку и налила немного ему.

Сама взялась за кружку капрала, чтобы не вызвать лишних вопросов.

В мыслях творился сумбур. Я вспомнила, что хотела сказать командору нечто важное, но забыла, что именно. Расслабление в теле постепенно оборачивалось теплом, которое продолжало нарастать.

Новый глоток горячего чая прокатился по горлу и осел в животе огненным цветком, а вернее тугим бутоном из пламени. Уютно устроившись, он начал распускаться — один лепесток за другим — и опускаться всё ниже и ниже. Там он расцвёл окончательно, наполняя тело обжигающе прекрасным нектаром. Меня бросило в странный жар, а разумные мысли вдруг затерялись в его мареве.