Зарядив двустволку с надписью на стволе «Fait pour J.M. Larderet a S-t Petersbourg», я спросил:

– Никки, кто такой Лардере?

– Жан Лардере, придворный мастер-оружейник, – ответил Николай и подошел «к снаряду» первым. – Давай, – дал отмашку лакею, и тот дернул рычаг.

Мишень и вправду живописно развеивается по ветру.

– Имеет ли месье Лардере отношение к нашей армии? – спросил я.

Поразив вторую мишень, Николай взял паузу на перезарядку и ответил:

– Не имеет, но поставляет отличные охотничьи ружья. По большей части – из Бельгии.

Ясно, к этому месье мы не лезем – он просто богатый комерс, которому повезло получить монополию на подгон ружей монаршей семье. Уверен, все, у кого хватает денег, за ружьем бегут в первую очередь к Лардере, и им вообще плевать на качество и происхождение его ружей – главное, это приписка об императорском расположении.

Подмывает спросить, с кем можно «за армию» конструктивно поговорить, но Никки такие разговоры расстраивают. Надо было Илюху внимательнее слушать – кроме генерала Драгомирова в голове ничего не всплывает, но по возвращении в Питер разберемся. Я не военный, но наслушался многого. Например, о необходимости насыщения армии пулеметами и кратного увеличения производства снарядов – «снарядный голод» был актуален для всех армий Первой Мировой, и нужно сделать Империю исключением. А еще кавалерия – ее у нас много, и ее все важные персоны очень любят. Какая, блин, кавалерийская атака в XX веке на европейском театре? На колючую проволоку, по превратившейся в «лунный пейзаж» линии соприкосновения да под пулеметным огнем? Минуты две такая атака продлится, полагаю. Ладно, это все тоже потом, а пока хвалим принца Георга за меткость и идем на позицию.

Первая мишень осталась цела, но половинку второй «развеять» удалось, что было всеми нами воспринято как большой успех. Проверим на черный юмор.

– Бывалый охотник граф N стрелял вслепую. Слепая бегала зигзагами и кричала.

Гоготнув, Никки испытал моментальное раскаяние, попросил меня:

– Больше так грубо и дурно не шути!

И потащил в часовню – замаливать «грех». Урок усвоен, черному юмору – бой!

Сымитировав короткую молитву, я виновато развел перед цесаревичем руками и сослался на урок у вице-адмирала. Понят был правильно и даже с одобрением – Жоржи любви ко флоту не растерял, а значит и в остальном остался тем же.

Каюты высших чинов хороши: не трехкомнатные апартаменты Никки, не двухкомнатные принца Георга, но с моей «однушкой» потягаться могут на равных. Юродствовал оригинальный Георгий, он же типа «простой мичман», вот и выдали каюту компромиссную, компенсировав недостаток объема дорогущей мебелью.

«Наш», монарший сегмент корабля, кстати, частично изолирован: с нами плывут деньги, подарки важным колониальным шишкам и чудовищных размеров гардеробы – все это хранится в отдельном складе, доступ к которому имеем только мы, наши слуги и уполномоченные высшие чины.

Еще у Никки в гостиной стоит фортепиано – Георгий на нем играть умел, а я честно учусь, когда появляется возможность. Учителя музыки на «Памяти Азова» не нашлось, но Николай и Георг обладают всеми нужными навыками и получают огромное удовольствие от каждого моего музыкального успеха.

Репертуара «попаданческого» я с собой из будущего не прихватил. Что-то наскребу, что-то помогут адаптировать придворные «креативщики», но немного. Да и смысла нет – музыка в эти времена монетизируется только на нижнем уровне: когда кабацкому лабуху пьяный расчувствовавшийся купец мятый рупь в ладошку сует. Второй способ монетизации – сочинить настоящую оперу, тогда можно рассчитывать на гроши с театральных билетов. Оперу я сочинить не смогу – некоторые арии просили исполнить на кастингах, я запомнил, но их авторы Мусоргский и Чайковский уже успели оставить наследие и умереть. Короче – прорывным поэтом-песенником и композитором мне не быть. Стихов, однако, я знаю много, и часть из них пригодится блистать на балах, вызывая у аристократических дам восторженное: «ах!».

Дамы… О дамах мы разговариваем регулярно – вернее Никки с Георгом разговаривают, я-то «не помню», но дальше разговоров дело не идет: на корабле дам нет совсем. В колониях, куда, я уверен, регулярно наведываются богатые «секс-туристы», дам хватает, но нам к ним нельзя – максимально невместно. К тому же Николай уже сохнет по своей «Аликс» – в прошлом году ее привозили в Петербург на шесть недель. Знает ли Николай о гемофилии? Ну конечно же нет. Знают ли остальные? Тоже, полагаю, нет – разве что англичане это заранее спланировали, аккуратно направив бурлящего гормонами цесаревича в нужном направлении. Александр III, кстати, против – в Европе есть гораздо более разумные «партии» для наследника, но Никки «разумность» по боку – он влюблен по уши и строчит своей «Аликс» длиннющие письма, которые отправляет с оказией: «Память Азова» же не одна плывет, нас сопровождают фрегат, канонерская лодка и пара суденышек поменьше – они почтой и занимаются.

Получаю письма и я – от многочисленных Романовых, от друзей Георгия, лично от Александра 3 и «мамы». Отвечаю при помощи Николая – это для родителей и других Романовых. Друзьям, которые мне нафиг не уперлись, строчит отписки Кирил под диктовку Андреича – камердинер пояснил, что это стандартная практика, и никто не обидится.

Царствующий папа сильно переживает о моем здоровье и неустанно напоминает, что я в любой момент могу вернуться домой. Просит присматривать за Никки – это формальность, за Николаем сотни людей «присматривают». Ругается – я же запасной наследник, а так сильно себя не берегу!

Про память Александр не знает – ни письма, ни телеграммы секретности нифига не обеспечивают. Вот сюрприз «любезному папе» будет!

Очень рад, что Александр живой и просидит на троне еще года три: он мужик крепкий, страной править честно пытается – и небезуспешно! – нарастить масштабы совершенно ужасных и негуманных репрессий против социалистов после некоторых бесед, скорее всего, согласится, а больше мне от него ничего особо не надо, буду спокойно развивать себя и страну и следить, чтобы Никки окружали не самые тупые помощники – он же на них всю царскую работу свалит, а значит в этом направлении мне подсуетиться тоже придется.