Собственно говоря, ей больше нечем было заняться. Завтра, вернувшись в Суонси, она сообщит полиции то немногое, что ей известно... Амиста находилась в доме, а его обитатели это отрицали... Излучаемые Карлайоном обаяние и искренность маскировали целую сеть уверток и лжи... В серых глазах Дея Джоунса таились мрачные секреты, а миссис Лав... В миссис Лав ощущалось что-то знакомое, что-то связанное со смертью — в какой-то из ее фраз было нечто странное, но Тинка не могла вспомнить, что именно... Она погружалась в сон — необычный, удушливый, пугающий...

Катинка с трудом заставила себя проснуться. «Меня одурманили снотворным или отравили! Спать нельзя — во сне я умру или буду убита!» Но ее веки смыкались над усталыми глазами, не давая сопротивляться дремоте. Она сделала еще одно сверхчеловеческое усилие, но ей хотелось только спать...

Внезапно Катинка снова пробудилась. В разрывающих нервы тишине и сумраке комнаты кто-то медленно и осторожно открывал дверь.

Сердце Тинки бешено колотилось, ее тошнило от ужаса. Она уставилась немигающими глазами на неумолимо расширяющуюся вместе с открывающейся дверью полоску света. На фоне освещенного коридора возникла темная фигура и быстро скользнула в комнату. Дверь снова закрылась. Тинка осталась в темном помещении наедине с угрозой, бесшумно подползающей к кровати...

Страх боролся с желанием спать. Она вновь вынырнула из засасывающих ее темных вод, стараясь оторвать голову от подушки. Нога запуталась в ремне под простыней. Тинка попыталась освободить ее, не обращая внимания на боль в лодыжке. В свете, проникающем сквозь полузанавешенное окно, она смутно различала очертания приближающейся фигуры. Еще немного — и она увидит лицо врага, взглянет ему в глаза. Тинка яростно дергалась, но не могла освободиться. Что-то привязывало ноту к деревянному подножию кровати.

Ее нарочно связали, как овцу, предназначенную на убой, а кто-то... что-то склонялось над ней...

Что-то нечеловеческое. Лицо, не похожее на лицо. Два маленьких поросячьих глаза и дырка вместо рта на круглом диске со швами вдоль и поперек, как на стеганом одеяле. Что-то брызгало на нее слюной и медленно протягивало к ней липкую белую лапу со скрюченными пальцами, на которых поблескивала кровь... Ужасно, фантастично, чудовищно...

Беспомощная Катинка в третий раз погружалась в воды сна...

На ярко-голубом море мелькали белые буруны, среди которых скользил огромный серый кит... Но море оказалось небом, буруны — облаками, а кит — горой со скрытой облаками вершиной... Небо, облака и гора были помещены в раму, подобно картине, которую можно было наблюдать из окна спальни на втором этаже «Пендерина». Мисс Катинка Джоунс внезапно проснулась в этой спальне, чувствуя себя прекрасно.

Дождь прекратился, и в солнечном свете все вновь казалось нормальным и безопасным. Тинка с облегчением почувствовала, что лодыжка болит гораздо меньше. Она развязала бинты и увидела, что опухоль почти исчезла. Катинка поднялась с кровати и попыталась сделать несколько шагов. Не так уж плохо! Ее сумочка лежала на туалетном столике и защелкнута кое-как. Приковыляв к столику, она подобрала сумку и обследовала ее. Да, кто-то в ней рылся. «Ладно, — подумала Тинка, — теперь мы хоть что-то знаем наверняка».

За ее окном кто-то негромко насвистывал. Тинка высунула голову, чтобы узнать, кто это. Над парадным крыльцом, под окнами, выходящими на долину, тянулся маленький балкон, на парапете которого, помахивая ногой в аккуратной коричневой туфле, сидел мистер Чаки в своем коричневом костюме. При виде Тинки он сразу же соскользнул с парапета.

— Доброе утро. Так я и думал, что разбужу вас, если буду насвистывать достаточно долго.

— Какого черта вы устраиваете концерт так рано? — осведомилась Катинка.

— Мы, валлийцы, очень музыкальны, — ответил мистер Чаки, чей голос мог служить тому доказательством.

— Пожалуйста, музицируйте где-нибудь еще... Нет, погодите, — внезапно передумала Катинка. — Пожалуй, я выйду и поговорю с вами. — Она подошла к зеркалу посмотреть, что сон сделал с ее лицом. Зрелище было удручающим. Мисс Давайте-Будем-Красивыми хватил бы удар, но для Чаки сойдет. Тинка слегка припудрила веснушчатый нос и накинула обширный халат миссис Лав. — Прошу прощения за жоржет, — обратилась она к мистеру Чаки, прислоняясь к парапету рядом с ним. Он протянул ей зажженную сигарету — в этом жесте ощущалось дружелюбие, но Тинка не поддалась ему.

— Что здесь происходит?

— Понятия не имею. Обыщите меня, если не верите, — может, чего-нибудь найдете.

— Не хочу марать руки, — величаво отозвалась Тинка. — Но здесь творится что-то странное, и я намерена это выяснить. Где Амиста? Вы ведь знаете, что она была здесь, не так ли?

— Никогда не слышал об этой леди, — заявил мистер Чаки.

— Вы слышали о ней, когда мы поднимались сюда по тропинке. Я сказала вам...

— Вы сказали, что не знаете, стоит ли Амиста — кажется, вы назвали это имя? — тех хлопот, которые вы предприняли с целью посетить ее. Я ответил, что она, несомненно, будет рада вас видеть, так как ей здесь, должно быть, очень одиноко. Вы спросили, хорошенькая ли она, а я сказал, что мистер Карлайон, безусловно, так думает.